боль — вот все, чем я богат».

«Открой, как ты живешь?» — наперсник мой спросил.

«Как тот, — ответил я, — кто Юлии не мил».

«Чего желаешь ты?» — «Чтоб гнев ее остыл».

«Всегда ль столь грустен ты?» — он вопросил опять.

«Всегда, — признался я, — возможно ль не страдать,

Когда любовь моя ей стала докучать».

Вот так с наперсником своим наедине

Я собеседовал, надеясь в глубине,

Что Юлия еще изменится ко мне.

(Д. Веденяпин)

Песня, в которой поэт спорит с Якабом Добо

На мелодию «Уж совсем весна начиналась»

Амур — невинное дитя... Какая ложь

В изображении таком — отнюдь не схож

С ребенком тот, кто сам вельможней всех вельмож.

Пред ним склоняются, что там ни говори,

Глухим огнем его палимы изнутри,

Трибуны, витязи и самые цари.

Наречь его слепцом решится лишь глупец,

Вовек не перечесть пронзенных им сердец.

Едва ль стрелок такой воистину слепец.

Немало знаю я его невольных слуг.

Разит без промаха его коварный лук.

О нет! Амур не слеп! Он зорче всех вокруг!

Крылатым же, я мню, он не был отродясь.

Давно в груди моей лежит он, развалясь.

Мой дух его огнем горит, воспламенясь.

И обнажен едва ль, кто может все отнять,

И нищ навряд ли тот, кто дарит благодать,

Кто с гордецом суров, а с добрым щедр, как мать...

Здесь голос Юлии труды мои прервал:

«Что воспеваешь ты?» «Любовь», — я отвечал.

«Ах, стало быть, меня?!» — и взор ее сиял...

Так в нескольких строфах Амура очертя.

Ответил я тому, кто думал не шутя,

Что грозный бог любви — невинное дитя.

(Д. Веденяпин)

СОРОК СЕДЬМОЕ

Item inventio poetica[73]:

о вечности и неизменности его любви

На мелодию песни «Лишь тоска и горе»

Времен нещаден ток: храм, крепость и чертог

рассыплются в руины,

Богатство, сила, власть, побед военных сласть

уйдут, бесследно сгинут,

Весенние цветы, лишившись красоты,

наряд тщеславный скинут;

Державный гордый трон, казну, регалий звон

развеет время дымом,

В прах скалы обратит и прах соединит

в хребты неодолимы,

Оно не пощадит ни свежести ланит,

ни тайн, в душе хранимых.

Стареет и земля, мелеют и моря,

и капля долбит камень,

Мрачнеет гладь небес, слабеет солнца блеск,

заносит дол песками,

С гранита времена стирают письмена,

не тронуты веками;

Врагом предстанет друг, бойца свалит недуг,

ложь в правду обратится,

Един всему удел: иметь себе предел,

в иное превратиться,

И лишь любви моей до окончанья дней

в душе гореть и биться.

Тебя, любовь моя, перу доверил я,

одной мечтой томимый:

Пусть грозной страсти пыл, что грудь мне иссушил,

коснется сердца милой,

Растопит сердца лед, и Юлия вернет

надежду мне и силы.

(Ю. Гусев)

СОРОК ВОСЬМОЕ

О том, как (поэт) посвятил себя Юлии, а не любви[74]

На ту же мелодию

Стою меж двух огней — от Юлии моей

и от любви терплю я:

Та стрел горящих град, та смертоносный взгляд

в меня метнет, лютуя,

И любопытно им — чьим пламенем палим

погибнуть предпочту я.

И шепчет мне любовь: «Оставь, не прекословь,

мою ты знаешь силу,

Недаром говорят, что в мире стар и млад

любви подвластны пылу.

Сдавайся лучше в плен — иль обращу я в тлен,

сведу тебя в могилу».

— Не сдамся, — говорю, хоть пуще я горю,

заслышав речи эти, —

Твою я знаю власть: ты ядом поишь всласть,

заманиваешь в сети, —

Нет, я не твой трофей, я верен только ей,

лишь ей одной на свете!

Ей предназначен я — и дух, и плоть сия —

моей прекрасной даме:

Пусть я от мук ослаб, прикованный как раб

к ней тяжкими цепями, —

Я сталь своих оков благословлять готов

за эту связь меж нами.

Веселый нрав у ней, у Юлии моей —

так мне когда-то мнилось:

Не ведал я тогда, сколь ей в любви чужда

к поверженному милость;

Ядро свое влача, я славил палача —

ту, что в ответ глумилась.

И днесь у ней в плену, удел свой не кляну:

она мне всех дороже.

Но вы моим словам внемлите, ведь и вам

могло бы выпасть то же.

От тех, чей дивный взор мужей разит в упор,

впредь упаси нас, Боже!

(Μ. Бородицкая)

СОРОК ДЕВЯТОЕ

Песня, в которой (поэт) сравнивает себя и свою любовь со многими вещами.

Переложение с немецкого

На мелодию «Уж совсем весна начиналась»

Что есть мои глаза? Два скорбных родника

Неиссякающих и быстрых, как река,

Чья влага солона, прозрачна и горька.

От черствости моей любимой, от огня,

Всяк день без жалости палящего меня,

Я лью потоки слез, судьбу свою кляня.

Что есть моя любовь, сей долгожданный дар?

Безумье, адский огнь, невыносимый жар,

Сжирающий меня, как гибельный пожар!

Сей пламень дьявольский, что никому не зрим,

Сжигает грудь мою, горит неугасим

В моей душе, и я — бессилен перед ним.

Что сердце? Сердце днесь изранено насквозь

Любовью, коей здесь ответа не нашлось,

Зане