Комната для гостей у нас в доме была похожа на номер в Йовике, где мы как-то жили, – правда, номер в Марокко выглядел иначе. В ванной Юаким снова принялся простукивать стены в надежде, что внутри окажется тайник. В душевой кабинке звук оказался другим, и Юаким замер. Однако ни единой фальшивой плитки мы не обнаружили, а разбивать всю стену смелости не хватило.

Спустившись в гостиную, мы осмотрелись. Юакиму достаточно было показать пальцем на пол, и я кивнул. Ну вот, теперь он знает, где все это произошло. В диване никакого гашиша не оказалось. Мы осмотрели шкаф, и гостиная вроде как закончилась. В кухне у нас было много шкафчиков и ящичков, но ими постоянно пользовались. Точно так же дело обстояло с платяными шкафами в коридоре. И все же мы вытащили всю обувь и проверили, нет ли тайников под полом. После уселись на кухне и устроили что-то вроде совета. Еще раз обсудили все комнаты, пришли к выводу, что в доме бесчисленное множество мест, где можно что-нибудь спрятать, и без собаки, натренированной на поиск наркотиков, обойтись трудновато.

Юаким слышал про специальные аппараты наподобие рентгена, которыми просвечивают помещение. Однажды в школе мы смотрели кино, и в нем показали здоровенную потайную комнату, скрытую за книжными полками. Открывалась она, если потянуть за книгу. И, конечно, мы не забыли и про Бэт-пещеру, таинственное логово Бэтмена.

Папа был не Бэтмен. Он даже револьвер прятал не слишком хорошо, поэтому я уверен – вряд ли он прорыл тут подземный ход или встроил секретные кнопки, отодвигающие книжные полки. В целом ничего в нашем доме необычного не было.

– В доме вещи не прячут. Их закапывают в лесу, – сказал Юаким.

– Тогда нам в жизни ничего не найти.

– Если только он не оставил карту.

– Ему же не восемь лет было – карты рисовать.

– Может, он на даче это спрятал?

– Туда нас дед точно не повезет.

– Вы же все время только на дачу и ездили. Чего вы вдруг забыли в Марокко? Рванули туда, даже каникул не дождались.

– Папе захотелось.

– И что… Что там случилось?

– В смысле?

– Ты как-то сказал, что возвращаться не хочешь. Но рассказы у тебя такие прикольные. Мне показалось… А, ладно, забей.

Не знаю, что больше бесит: когда друг чересчур много про тебя понимает или когда он вот так задает вопрос, а потом сразу просит об этом вопросе забыть.

Когда я смотрю кино, непременно думаю, откуда те, кто его снял, знали, что начать следует именно с этого момента. А если выбрать другой день из жизни главных героев и начать с него? Когда смотришь хороший фильм, кажется, что случайностей не бывает. Ясное дело, я обо всем расскажу Юакиму, просто не знаю пока, с чего начать.

И вообще, получится ли у меня?

– Гараж, – вспомнил вдруг я, – мы в гараже не искали.

– Но туда легко залезть, – сказал Юаким, – тайник в таком месте делать рискованно. – Он задумался. – Хотя некоторые специально поступают не так, как от них ожидают.

– Так давай заглянем?

– Ну давай, хуже не будет.

В гараже было почти как на чердаке, только вещи тяжелее и острее. Мы начали с противоположных концов, и я сказал, что уж тут можно складывать все как попало, потому что во всяких гаражных штуках только папа и ориентировался. Странно было думать, что он никогда уже не сядет к верстаку и ничего не начнет мастерить.

Изредка папа звал меня сюда, но толку было немного: он пилил или паял, а я лишь помогал ему держать, так что надолго тут не задерживался.

Внезапно я подумал, что, возможно, вместе с Юакимом я в последний раз в жизни, потому что никогда не знаешь, что случится дальше. Мне вдруг захотелось его обнять и сказать, что больше мы не увидимся, но я сдержался – если встретимся завтра в школе, выйдет неловко. Вот я и промолчал.

Юаким спросил, чего я не ищу. А я ответил, что думаю о папе. Стараюсь поставить себя на его место и понять, куда бы я спрятал гашиш.

Когда мы, двигаясь с противоположных сторон, наконец добрались до середины, интерес у меня уже пропал. Ничего в гараже папа не прятал. И в остальных помещениях тоже – ну, разве что тайник и впрямь был в душе. Не удивлюсь, если папа за всю жизнь ни грамма гашиша не видел.

Порядком изгваздавшись, мы оттащили в сторону зимние шины. Теперь прямо посреди гаража высилась груда инструментов, шин и досок. Я и не знал, что шины такие тяжелые. Поделился этим наблюдением с Юакимом, а тот вспомнил, что люди часто перевозят наркотики в запчастях от машины и принадлежностях, с нею связанных, – сиденьях, аптечке первой помощи, приборной доске и в шинах. Он снял со стены пилу. Наверное, надо было его остановить, но вдруг он прав?

Юаким распилил шину, из нее с шумом вышел воздух. Ну вот, у нас на одну шину меньше. Юаким извинился, но я сказал, что если бы не проверили – так бы и гадали всю жизнь.

Я сел на табуретку, где обычно сидел папа, когда возился с двигателем или вырезал что-то из дерева, и принялся рассуждать о том, как все мерзко. Прямо как дедушка. Из-за мерзотности жизнь становится грустной, унылой, а мерзотность не убывает. Юаким считает, что «мерзотность» – слово подходящее, но без нее мы не смогли бы оценить то хорошее, что есть у нас в жизни. И если всё на свете было бы мерзотным, то мы бы сперва решили, что мерзотность – это нормально, а потом – что это вообще отлично.

Я порадовался: я-то знаю, что такое мерзотность, и это хорошо, просто ее чересчур много, а это не радует. Мы так часто повторяли слово «мерзотность», что под конец оно стало нас смешить. Может, конечно, мы просто глупые, но не думаю.

Развеселившись, мы принялись обсуждать, почему у некоторых жизнь – отстой, а у других больше похожа на длинные, тягучие сопли. По-моему, после папиной смерти я еще ни с кем так весело не болтал. И прямо посреди веселья, когда от смеха на глазах выступили слезы, я заметил в стенке какую-то щель. В глаза она не бросалась, и видно ее было, только если смотреть на стену под определенным углом. Как раз тут и были сложены зимние шины. Чем пристальнее я вглядывался, тем отчетливее видел в стене квадрат.

Я показал пальцем на трещину, Юаким проследил за мной и на полуслове осекся. Я принес отвертку и воткнул ее туда. Достаточно было лишь слегка поднажать, и кусок стены вывалился на пол. Внутри лежала оранжевая спортивная сумка. Мы с Юакимом вытащили ее из тайника. Сумка была тяжелой и доверху набитой чем-то. Мы положили ее на пол, рядом с пятном от масла, которое появилось уже сто лет назад.

Я посмотрел на Юакима, ухватился за язычки молнии и потянул их в разные стороны.

– Ой! – удивился Юаким.

– Ой! – повторил я.

– Охренеть, – добавил Юаким.

– Охренеть, – повторил я.

– И что будем делать?

– Наверное, надо мне рассказать тебе про Марокко.