Наконец, правильно оценив намеки, усиленно подаваемые моим телом, совершенно потерявшим связь с вяло протестующим мозгом, парень потянул с себя футболку. Я же, недовольная его медлительностью, судорожно стянула мешавшую мне тряпку, рванув ее так, словно от скорости его обнажения зависела моя жизнь. Твердость кубиков великолепного мужского пресса резко контрастировала с нежной мягкостью сладких губ. Мне так хотелось покрыть это шикарное тело поцелуями, но умелые движения языка Романа не давали ни малейшей возможности оторваться от него хотя бы на минуту.

От того, как шумно парень сглотнул и, похоже, тихонько выругался, когда все же снял с меня майку, крышу основательно сорвало, и я потянулась к его ширинке. Сначала он зарычал, так крепко сжав мои бока, что наслаждение на грани боли затопило меня, заставив захныкать и начать извиваться на нем. Но затем он вдруг резко прервал поцелуй и требовательно заглянул в мои расфокусированные глаза.

– Нет, – жестко выдал он, а затем добавил, прерывая мой жалобный и разочарованный стон. – Я не буду спать с тобой, когда ты даже не можешь сосредоточить на мне свой взгляд.

После чего аккуратно вернул меня на пассажирское сидение, предварительно натянув майку, и приказал спать. Как бы это ни было обидно, но заснула я практически сразу.

А утро началось с дикой головной боли и ощущения затекших конечностей, которых, судя по количеству понесшихся табунами мурашек, у меня было минимум как у сороконожки. Ныли даже те мышцы, о существовании которых я и не догадывалась раньше. Романа в машине не обнаружилось, и это было к лучшему. К страданиям от головной боли прибавился еще дикий стыд. Мало того, что я накинулась на парня с приставаниями, так он еще и отказал мне!

Как после такого, скажите на милость, ему в глаза смотреть?

Я вышла из машины и принялась с кряхтением делать мини зарядку, растирая занемевшее тело. К утру стоянка заметно поредела, но половина машин осталась на своих местах. Большинство водителей отсыпались после бурной ночи.

– Ауч! – вскрикнула я, едва дотронувшись до талии. Стоило задрать майку, как моему взгляду во всей красе предстали два шикарных синяка. Да, знатно вчера кое-кто приложился к моим шестидесяти между двух девяносто – Ничего себе.

– Что случилось!? – непонятно откуда взявшийся Роман подлетел как ошалевший с перепуганными глазами и с телефоном в руке. Но увидел плоды нашего вчерашнего баловства и аж поперхнулся, испуганно глядя на меня в ожидании реакции.

– Что это? – ляпнула я первое, что пришло на ум. – Просто я вчера выпила с мулаткой в раздевалке, коктейль какой-то вроде. А я раньше и не пила никогда, ну, один раз только. И помню, как вышла на улицу. А дальше – провал какой-то.

– А-а-а… – задумчиво протянул мой неожиданный попутчик, а затем пояснил, стараясь звучать равнодушно: – Ты вчера так напилась этим «вроде коктейлем», что упала на крыльце, и мне пришлось нести тебя на руках до машины. Может где-то и зацепил. Извини уж!

Его телефон снова зазвонил, но прежде чем он снова куда-то ушел, я тормознула его вопросом, как ему мое вчерашнее выступление. Парень сдержанно усмехнулся и кивнул головой:

– Сносно.

– Ну и что это было? Ложь во благо? – сказала я вслед, когда он уже никак не мог меня слышать. – Я про такую не слышала, но давай попробуем.

Спустя минут пять он вернулся с хорошей новостью, что бабушка перевела деньги и колесо нам уже приехали менять прямо на месте.

Но было в этой хорошести одно большое жирное «но»:

– Бабушка, конечно, деньги перевела на колесо, но теперь собирается наведаться ко мне в лагере.

Я бросила на него непонимающий взгляд, и тот, словно пойманный на месте совершения каверзы мальчишка, взъерошил волосы, отвел взгляд и с разгону пнул старое колесо, которое уже успели снять. – Мне теперь нельзя домой, понимаешь? Я бы у друзей перекантовался. А теперь она едет меня проверять. Так что, Инна, придется возвращаться обратно. Уж извини.

Усмехнувшись, я демонстративно уперла руки в боки, поморщившись от боли, и сказала:

– Вот и поезжай, а я пересаживаюсь на автобус и еду домой сама!

– И как, интересно, ты собираешься это делать, если денег у тебя нет!? – Будучи уверенным в своей полной осведомленности о моих финансах, он даже не воспринял мои слова всерьез. – Или ты машины на дороге ночью ловила, потому что приключений в жизни не хватает? Тогда нужно было садиться к тем, на Ладе! Чего же ты?

Вскипев от злости, я с кривой улыбкой достала из кармана почти десять тысяч.

– Откуда? – только и спросил Роман и тут же, очевидно вспомнив мой танец и восторг, вызванный им у местной непритязательной публики, сморщил нос. – Или тому мужику все же удалось тебе что-то засунуть в тру…

– Нет! – перебив парня, я посмотрела на молодого автослесаря, меняющего колеса, и продолжила, понизив голос: – Мне просто заплатили за танец.

– Так ты правда собралась домой?! – он разочарованно, и даже не пытаясь этого скрыть, посмотрел на меня.

– Да. Только дай позвонить маме, пожалуйста. Предупрежу ее.

На самом деле было у меня какое-то смутное предчувствие, что лучше бы мне немедленно ее набрать. Ведь она привыкла, что каждый день видит меня дома, имеет возможность проконтролировать, что я ем, во что одеваюсь, когда ложусь спать, какие передачи по телевизору смотрю. И тут дочь вдруг пропадает не только из поля ее зрения, но и вообще со всех возможных каналов связи на несколько дней. Ой, чувствую, мне не поздоровится.

– Привет, мама! А я тут… – вдохновленно начала я, но меня прервал ее вопль.

– Какого черта, Инка? Я приехала в лагерь, а ты пропала, никому ничего не сказав! Уже второй раз! И телефон отключен!

– Я…

– Ничего не хочу слышать! – оборвала меня родственница. – Чтобы немедленно была в «Зорьке»!

Связь оборвалась, я повернулась к выжидающему Роману с нервной улыбкой и, постукивая пальчиками по ноге, призналась:

– Похоже, я еду с тобой. Моя мама в отличие от твоей бабушки уже приехала в лагерь.

Инна

Вы когда-нибудь целовались с парнем, которого всегда считали воплощением зла, причем зла, направленного исключительно в вашу сторону?

А приходилось после этого еще и притворяться, что категорически не помните поцелуя?

Если нет, то и не стоит. Честно.

Потому что нет ничего хуже гнетущей тишины в салоне автомобиля, где оба знают, что второй солгал, по принципу: я знаю, что ты знаешь, что я знаю. Ну, вы поняли. И оба молчат, потому искренне боятся испортить то хрупкое перемирие, которое досталось таким трудом, или услышать из уст другого, что поцелуй был ошибкой. По крайней мере, с моей стороны было именно так.

– Сделай погромче, пожалуйста, – еле слышно прошептала себе под нос, услышав одну из любимых композиций.