– Тебе повезло, дочь! – шепнула мне мамочка, когда мы шли в кабинет директора. – Держись за этого мальчика зубами!

Я точно знала, что Жанна Аркадьевна прекрасно расслышала это мамино наставление, и от стыда залилась краской как помидор. Мало того, что все в лагере теперь будут думать, что я и Роман крутим-мутим, так теперь его бабушка считает, что с моей стороны это исключительно ради возможности погонять на желтой спортивной машине!

Супер, блин!

– А теперь, Роман и Инна, расскажите, пожалуйста, каким образом и, главное, зачем вы сбежали из лагеря?

Директор – пожилой мужчина лет шестидесяти – сидел в большом коричневом кожаном кресле и нервно теребил в руках остро заточенный карандаш. Его ноздри раздувались явно от злости, а лицо покраснело то ли от негодования, то ли от недавно выпитого коньяка, запах которого стоял в кабинете совершенно явный. Свежий загар красноречиво намекал, что господина директора детского оздоровительного лагеря потревожили в самый неподходящий момент, и он не имеет ни малейшего желания выслушивать ни неловкие оправдания трех взрослых, ни, тем более, жалкое блеяние двух подростков, обломавших ему наверняка ударный отдых.

– Молчать нужно было раньше! А сейчас говорите!

– Это я виноват, – Роман встал и посмотрел прямо в глаза заведенному до предела директору. – Инна не хотела никуда ехать, это я ее склонил к побегу. Так что пусть все наказание ляжет на меня.

Я бросила короткий взгляд на серьезного, даже немного торжественного Романа, смело принимающего всю вину на себя, и что-то несмело трепыхнулось в груди. Только вот не успела я обрадоваться самоотверженности парня, как директор с энтузиазмом рассмеялся, прихлопнув по столу двумя ладонями, и радостно объявил:

– Вот это молодец, молодой человек! Настоящий рыцарь! Берет всю вину на себя, как и положено воспитанному джентльмену из хорошей семьи. И знаешь что? Именно поэтому твое наказание будет не таким строгим. Можешь остаться в лагере, условия тебе объяснят позже.

Затем он перевел взгляд на меня – холодный и полный презрения.

– А вот вы, девушка, как истинная зачинщица этого безобразия, ответите по полной программе! Родители не учили тебя следовать правилам и инструкциям? Если вожатый, чья наиглавнейшая обязанность заключается в том, чтобы следить за вами всеми и в первую очередь за безопасностью ваших жизней и здоровья, говорит тебе, что нельзя выходить за пределы лагеря одной, то ты и не выходишь! Это так сложно понять?

– Не кричите на нее! – внезапно заступилась за меня мать, и я, не скрывая удивления, обернулась на нее. – Она еще несовершеннолетний ребенок, к тому же первый раз в лагере. Инна необщительна и нелюдима. Сложно сходится с новыми людьми. А тут такой стресс – коллектив совершенно незнакомых детей, в который ей удалось-таки влиться, да еще и первая любовь! Нам нужно за нее порадоваться, а не ругать!? Ведь правда, родственница? – мама панибратски пихнула Жанну Аркадьевну в бок, от чего та чуть не упала со стула.

Ну и к чему мы приехали?

Снова к тому, с чего начинали.

Что бы я ни делала, чем бы не занималась и как бы отчаянно не стремилась – я все равно была, есть и буду нелюдимая, необщительная и вообще не такая, как надо!

Только раньше это не задевало меня так сильно, но теперь…

Взгляд Ромы, такой сочувствующий и сопереживающий, буквально выворачивал мне душу наизнанку.

Не хочу! Не хочу, чтобы именно сейчас Роман снова увидел во мне привычную ему по школе зашуганную размазню! Ведь я так отчаянно доказывала ему обратное! И тут приехала зачем-то мамочка и… И все! Все прахом. Опять!

– А не надо давить мне тут на жалость! – взъярился директор, покраснев пуще прежнего. – Здесь не детский сад! И ответственность на мне за такие вот… загибоны избалованных дочурок лежит не абы какая, а уголовная! Короче говоря, в ситуации с вами, девушка, я вижу только один выход – исключение из лагеря. Немедленное!

Окружающее расплылось из-за подступивших слез, но гнев руководителя лагеря был так осязаем, что не было никакой необходимости смотреть на него.

– Так что чемодан, вокзал, домой! И скажите спасибо, что в этом году все штрафы за подобного рода баловство отменены! А то бы еще и сверху приплатили бы! Свободна! Чтоб глаза мои тебя не видели!

Больше терпеть унижения я была не в силах и поэтому выбежала до того, как мама, по обыкновению, начала громко возмущаться, требуя возвращения денег, и грозиться жалобами во все мыслимые и немыслимые инстанции.

Плюхнувшись без сил на стул в коридоре перед приемной директора, я все же расплакалась, но внезапно хлопнувшая дверь заставила меня прикусить губу и подавить рвущиеся рыдания.

– Так странно, – всхлипнула я Роману, который молча сел рядом и притянул меня к себе, успокаивающе подлаживая по голове. – Еще вчера я бы все отдала, чтобы вернутся обратно в Дарницу, а теперь от одной мысли меня трясет.

Внезапное, сокрушительное ощущение совершенного, полного и абсолютного одиночество придавило меня, вынуждая отклониться от парня и заглянуть ему в глаза. От чувства безысходности я прохныкала, как маленькая: – Ро-о-ом, я не хочу домой, к маме. Я долго с ней не выдержу.

– Ты не поедешь! – уверенно процедил он сквозь зубы и снова притянул меня к себе. – Я тебе обещаю!

Дверь снова хлопнула, и из нее вышли Жанна Аркадьевна и Валерий Григорьевич. Испугавшись того, что при взгляде на нас, сидящих рядом так близко, его дедушка и бабушка продолжат читать мне нравоучения, я быстро отодвинулась от Романа на три стула и отвела взгляд, чтобы те не увидели мои красные от слез глаза и распухший нос.

– Я, вернее, мы с дедом страшно разочарованы твоим поведением, внук. Нам снова, в очередной, уж и не знаю какой по счету раз пришлось заплатить немаленькую сумму, на этот раз за то, чтобы тебя не исключили из лагеря, – гневно постукивая ногой холодно выговаривала бабушка Роману, словно бы и не замечая меня. – Сколько это еще будет продолжаться? Валера, скажи ему!

– А твое так называемое благородство лишь увеличило сумму добровольного пожертвования на благоустройство лагеря. И, как ты понимаешь, не только лагеря! – добавил дед. – Думай головой, прежде чем что-то сказать или делать!

Но парень, внезапно пересев ко мне и обняв за плечи, так же холодно и непреклонно ответил:

– Эта трата была напрасной. Я не останусь в лагере, если Инна уедет. Либо вместе здесь, либо уезжаем оба. К тому же, бабушка, ты слишком поспешила задабривать директора. На твоем месте я бы вызвал нарколога и заставил его пройти алкотест.

Я подняла перепуганный взгляд на двух разъяренных взрослых, которым бесстрашно противостоял Роман, и наткнулась на полный неприязни взгляд Жанны Аркадьевны.

– Ты еще поучи меня, что я делать должна! – вспыхнула женщина и, совершенно не стесняясь показаться невоспитанной, ткнула в меня пальцем: – Ты хоть понимаешь, что эта девица с тобой только ради денег? Моих, между прочим, денег! Слышишь, как ее мамаша разоряется в кабинете, требуя вернуть жалкие двадцать тысяч?