class="v">«Не уставай. С моей судьбою

Соотноси, поэт, свой путь,

Земли не чуя под собою,

Всю землю чуя под собою,

Но лишь искусственным не будь».

Зима. Бочком из переулка

Выходит, звякая, трамвай.

На тумбах снег. Он то как булка,

А то как пышный каравай.

А я слежу, как, выйдя в небо,

Превысив сказочный лубок,

Дитя родительского хлеба,

Витает этот колобок.

Пусть даже затемно разбудят

Еще безвестные года.

Я помню хлеб.

Уже не будет

Такого хлеба никогда.

Несут хозяйки булки, сайки.

Но песня за душу берет:

И я на той военной пайке

Опять живу за день вперед.

АЛЕКСЕЙ ПРАСОЛОВ

(1930–1972)

Грязь колеса засосала,

Из-под шин — ядреная картечь.

О дорога! Здесь машине мало

Лошадиных сил и дружных плеч.

Густо кроют мартовское поле

Злые зерна — черные слова.

Нам, быть может, скажут:

не грешно ли

После них младенцев целовать?..

Ну, еще рывок моторной силы!

Ну, зверейте, мокрые тела!

Ну, родная мать моя Россия,

Жаркая, веселая — пошла!

Нет, земля, дорожное проклятье —

Не весне, не полю, не судьбе.

В сердце песней — нежное зачатье,

Как цветочным семенем — в тебе.

И когда в единстве изначальном

Вдруг прорвется эта красота,

Людям изумленное молчанье

Размыкает грешные уста.

АНАТОЛИЙ ЖИГУЛИН

(р. 1930)

 Зеленые дали померкли.

Но осень суха и чиста.:

По старой разрушенной церкви

Узнаю родные места.

Динамик гремит у дороги

О первых полетах к Луне.

Давно позабыли о боге

В родимой моей стороне.

Трава зеленеет привольно

В проломах заброшенных стен.

Взбираются на колокольню

Рогатые черти антенн.

И только у края покоса

Над желтой осенней парчой

Тревожно мерцает береза

Нетающей тонкой свечой.

ГЛЕБ ГОРБОВСКИЙ

(р. 1931)

РУССКАЯ ДЕРЕВНЯ

Ф. А. Абрамову

Не крыши, крытые соломой,

не труд с рассвета до зари,

не вкус слезы ее соленой —

а свет, идущий изнутри!

Не путы права крепостного,

не худоба пустых полей,

не гомон пения хмельного —

а совесть нации моей!

Не только с поля-огорода

делилась сущею едой,

но кровь огромного народа

своей питала — чистотой!

И если что-то есть и дышит

в моей строке, сверля покой,

оно идет на сердце — свыше:

от тех избушек над рекой!

СТАНИСЛАВ КУНЯЕВ

(р. 1932)

А все ж, куда ни посмотри,

жизнь изменилась, несомненно.

Вдоль набережной фонари,

и что ни дом — телеантенна.

Построили гигантский мост,

увы, не то чтобы до звезд,

но все же смотрится отменно.

В афишах модные артисты,

а скоро в городе моем

пойдут толпою интуристы…

Но что я, господи, о чем?

Мы снова главное забыли,

неуловимое, оно,

как облако холодной пыли,

весенним ветром сметено.

Живу на родине, и дым

отчизны горек, но приятен.

(За эту мысль мы щедро платим,

иллюзий наших не щадим…)

Все тот же ветер над Окой,

все те же звезды, багровея,

как и во время Птоломея,

горят над нашей головой.

Дыхание весенних гроз,

бушуя, пролетает мимо,

но тайна совести и звезд,

струящих свет на новый мост,

на древний городской погост,

мучительна, непостижима…

ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО

(р. 1933)

М. Бернесу

Хотят ли русские войны?

Спросите вы у тишины

над ширью пашен и полей

и у берез и тополей.

Спросите вы у тех солдат,

что под березами лежат,

и вам ответят их сыны,

хотят ли русские войны.

Не только за свою страну

солдаты гибли в ту войну,

а чтобы люди всей земли

спокойно видеть сны могли.

Под шелест листьев и афиш

ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь,

Париж.

Пусть вам ответят ваши сны,

хотят ли русские войны.

Да, мы умеем воевать,

но не хотим, чтобы опять

солдаты падали в бою

на землю грустную свою.

Спросите вы у матерей.