– Вот что я вам скажу, именитые люди Новгорода. Я посадник, и я запрещаю с сего дня торговлю хлебом! Ежели кто ослушается, то знайте, любой гражданин Новгорода сможет забрать хлеб этот бесплатно и наказания за это не понесёт никакого.

Бояре враз смолкли и уставились на Павшу Ананьевича, который сразу приосанился и неспешно продолжил:

– Нам надо определить, кто будет нашим тысяцким. А после мы соберём вече, чтобы народ его утвердил. Кого тысяцким избрать думаете, бояре?

– Павша, это что значит, что торговать хлебом ты не разрешаешь?! – воскликнул боярин Варфоломей Ильич, тоже обобранный в своё время Юрием Андреевичем. – Тебе хорошо, ты посадник, а нам как жить прикажешь? Если хлебом не торговать, то мы едва ли убытки свои покроем.

– Правду говорит боярин, – поддержали его остальные.

– Тебе, Павша Ананьевич, хорошо, тебя Юрка Паскуда не грабил, а нам своё вернуть надобно! Как торговали хлебом, так и будем, а не то и вовсе всё попрячем, и сам думай, чем народ кормить! – поддержал Варфоломея Ильича боярин Антон Васильевич.

Павша Ананьевич не знал, что и делать. Заставить бояр что-либо сделать он не мог. Для этого и нужен был князь. А оставшись без него, Новгород превращался в большой рынок, где всё решали только деньги. Если это не остановить, то рано или поздно кто-нибудь и сам город продать решился бы.

Слово взял Себеслав Игоревич. Поскольку он нажился на торговле хлебом больше других и планировал ещё наживаться, то его интерес был, наверное, самым большим из всех.

– Хоть ты и тесть мне, а говорить тебе в глаза не побоюсь, – под одобрительный гул начал свою речь Себеслав, – это ты хотел к власти прийти и нас подбивал против великого князя, а теперь, после того как мы поддержали тебя, сам хочешь править как князь. Не бывать этому, дорогой Павша Ананьевич. Я, хоть и родственник тебе, плясать под твою дудку не намерен. Коли запретишь торговать хлебом, так мы сами вече созовём и потребуем от тебя ответа. Почему после того, как ты к власти пришёл, нам хлеб перекрыли?

Павша Ананьевич понял, что его пытаются сделать крайним, и решил встать на сторону тех, кто от роста цен на хлеб только терял.

– А я вот что тогда, боярин Себеслав, тебе скажу. Не ты один убытки терпел! Все мы здесь настрадались, пока Паскудник мучил нас. Так почему только вы должны мошну свою пополнять слезами православных? Не бывать этому сраму! Вон боярин Роман Константинович тоже от Юрки Паскуды пострадал, а на слезах православных наживаться не стал! Я вам тоже этого не позволю. Хотите торговать хлебом – ладно, торгуйте, но чтоб цена более чем в десять раз не увеличивалась. Ты вон, Себеслав, сказывают, в сорок раз цену увеличил! Не по-христиански это. Не более чем в десять раз! А с продажи будете в казну города пятую часть отдавать, и с них я буду жертвам Юркиного произвола компенсации выплачивать.

Теперь бояре окончательно разделились на два лагеря. Те, кто успел скупить хлеб, были категорически против, а те, кто не успел, стояли стеной за посадника.

Давно наступила ночь, а обсуждать должность тысяцкого так и не начали. Уже к утру приняли решение, что цена на хлеб не должна превышать в двадцать раз цену, которая была при Ярославе, и в казну должны платить всего десятую часть. Грамот никаких составлять не стали, и разошлись все очень недовольные, при этом каждый считал себя ограбленным и несправедливо обобранным, включая Павшу Ананьевича, который между делом присваивал себе две трети доходов города, но, занятый делами государственными, не успел скупить хлеб.

Великий князь Ярослав Ярославович находился в Твери. Осень вступала в свои права, и солнечные дни сменились ненастьем. Подули холодные ветры, и немощёные дороги вновь стали непроходимыми. Шёл конец октября.

Ярослав Ярославович твёрдо решил, что пришло то время, когда новгородская вольница должна остаться только в песнях простых людей. Великий князь позвал к себе своего старого друга – боярина Андрея Вратиславовича. Андрей жил в Твери и не захотел поехать с ним в своё время во Владимир. Великий князь не раз уговаривал его последовать с ним, но старый друг предпочитал Тверь. Теперь многое изменилось. Этим летом умерла супруга Андрея Вратиславовича. Причину смерти выяснить не удалось. Женщина, никогда не жаловавшаяся на здоровье, просто взяла и угасла за несколько недель. Андрей не знал, что ему делать. У него от жены осталось трое детей. Два сына и дочка. Как раз в это время великий князь и прибыл в Тверь.

– Андрюш, – начал великий князь, – понимаю твою печаль и тот долг, что на тебе лежит, но вот что я тебе скажу. Раз ты жив, значит, такова воля Господа! Помнишь, в своё время ты тоже утешал меня? Пробудись, боярин! Сынам твоим настало время пойти в мою дружину. К тому же старшему, Ярославу, я и вовсе отец крёстный, да и юного Вратислава я к себе заберу. Пусть тоже служит, нечего ему просто так слоняться.

– Для меня честь, что ты детей моих в дружину к себе берёшь. Старшему уже девятнадцать лет от роду. Я сам учил его мечом владеть. Он не подведёт, великий князь. Младший маловат ещё, ему всего тринадцать.

– Вспомни, Андрей, когда нас первый раз с взрослыми ратниками в один строй поставили! Тебе, Андрюш, ещё и двенадцати лет не было. Я отца твоего хорошо помню, Вратислава Семёновича. Он лучшим мечником был.

– Да, великий князь. Я и не спорю. Сказал, пора в дружину Вратиславу, значит, пусть служит. А сложит голову, так на то воля Господа.

– Я и тебя к себе на службу зову. Нечего тебе здесь больше в Твери делать. Жену твою Господь к себе позвал. Вернёшься в мою дружину?

– Что греха таить, великий князь, не хочу я с тобой на Новгород идти. Но коли прикажешь, то пойду.

– Прикажу, боярин. Нужен ты мне. Вот и службу тебе поручаю. Поедешь с сыновьями своими к моему племяннику Дмитрию Александровичу. Скажешь, что великий князь ждёт его с полками в поход на мятежный Новгород. Если он друг мне, то пусть рать свою ведёт. А коли решил схитрить, а после на стол новгородский забраться, то пусть так и знает, что мне будет врагом.

– Понял, великий князь. Завтра с раннего утра с сыновьями поеду к нему.

– А крестнику моему, Ярославу, передай в подарок вот это, – сказал великий князь и протянул Андрею Вратиславовичу дорогой пояс, который заранее заготовил.

Андрей Вратиславович поклонился великому князю и покинул его палаты.

Старый друг великого князя на следующее утро вместе с сыновьями выехал из Твери в Переславль. Дорога предстояла неблизкая, а так как осень была дождливой, то и ехать было сложно.

– Ярослав, – обратился Андрей Вратиславович к старшему своему сыну, – ты вот едешь гордый тем, что тебя в дружину позвали. Лучше бы не спешил ты радоваться. Великий князь не самое доброе замыслил. Междоусобную брань.

– Отец, ты ведь всегда говорил, что служить великому князю было для тебя радостью! Почему не рад, что великий князь позвал тебя?