— Пойдемте, я вам насыплю сахару, — сказала онасоседке, направляясь на кухню, — может, чаю со мной выпьете?

— Да нет, спасибо, Аллочка, боюсь, тестоперестоит, — ответила Феоктиста Ивановна, и вдруг громко ойкнула,уставившись на дверь кухни.

Алла проследила за ее взглядом и испуганно попятилась.

Из кухни к ним, гремя об пол, приближалось большое оранжевоеведро, в котором она обыкновенно мыла пол.

— Свят, свят, свят! — забормотала в испугесовершенно не религиозная Феоктиста Ивановна. — Что же это делается!

— Господи, Дик, как тебя угораздило! — воскликнулаАлла, двинувшись навстречу самоходному ведру.

Действительно, Дик зачем-то сунул морду в ведро, а снять егоне смог — видимо, ручка ведра зацепилась за его крупные стоячие уши. Аллаприхватила Дика за загривок и помогла ему освободиться. Пес виновато заскулил иблагодарно уставился на хозяйку.

— Ой, так это собачка твоя! — обрадоваласьФеоктиста Ивановна. — А я-то слышу, вроде ведро гремит, вот и подумала,что ты пол моешь…

— Если бы они действительно научились мыть пол илиделать еще что-нибудь полезное по хозяйству, — проговорила Алла,оглядываясь по сторонам, — а то ведь только шкоды разные выдумывают…

В данный момент она беспокоилась о том, что устроила в ееотсутствие кошка Марфа. Дик и Кеша уже показались ей на глаза, с ними все былоясно, а от хитрой кошки можно было ждать чего угодно, и то, что ее не быловидно, очень беспокоило Аллу.

Она насыпала соседке в банку сахару, проводила ее до дверейи уже более целенаправленно обошла квартиру.

Марфы не было видно.

— Дик, где Марфа? — строго спросила она пса.

Но тот сделал вид, что не понимает вопроса, ушел в прихожуюи тут же вернулся, держа в зубах поводок. Тем самым он тонко намекнул хозяйке,что, прежде чем задавать собаке всякие глупые вопросы, ее нужно вывести напрогулку.

— Я понимаю. Дик, — заявила Алла, — ты всвоем праве, действительно давно пора вывести тебя на улицу, но и ты поймименя, я очень беспокоюсь. Куда могла подеваться Марфа?

— Кошмар-р! — неожиданно заорал Кеша со своегонасеста, то есть с вешалки. — Пр-ропала! Тр-рагедия!

— Ну, вот теперь еще ты будешь масло в огоньподливать! — укоризненно заметила Алла, повернувшись к попугаю. —Лучше бы сказал, куда эта паршивка спряталась!

Алла снова обошла всю квартиру. Дик неотступно следовал заней, держа в зубах поводок и преданно заглядывая в глаза. Наконец, когда она проходиламимо собственного письменного стола, пес тихонько заворчал и, вороватопокосившись по сторонам, ткнул носом в полуоткрытую дверцу.

— Что? — Алла удивленно посмотрела на Дика. Онмгновенно отступил, лег на ковер и прикрыл лапами морду, как будто стыдясьсобственного неблаговидного поступка.

— Ты хочешь сказать… — начала Алла и шагнула кписьменному столу.

Дверца левой тумбы была приоткрыта.

Алка распахнула ее настежь и замерла в изумлении.

Эта часть стола не была разделена на ящики. Здесь Алла держалатолстые стопки сочинений, написанные в конце учебного года ее учениками и досих пор еще не проверенные. И тут, на этой груде школьного творчества,восседала Марфа. Она в полной тишине и в совершенном упоении по кусочкуоткусывала от исписанных листков. Несколько верхних сочинений были уже изорваныв мелкие клочки.

Надо сказать, что Марфа по какой-то непонятной причине оченьлюбила рвать бумагу.

Обычно она забиралась на платяной шкаф, где были сложеныстопки старых газет, отрывала от этих газет маленькие кусочки и бросала вниз, синтересом наблюдая за тем, как эти обрывки, медленно кружась, как крупныеснежинки, падают на пол.

Но то были старые, никому не нужные газеты, а на важныебумаги и принесенные из школы тетради кошка до сих пор не покушалась.

— Марфа! — возмущенно воскликнула Алла. — Чтоты натворила! Как я теперь буду объясняться с авторами съеденных сочинений? Тыподумала о моей преподавательской репутации?

Кошка пренебрежительно фыркнула, давая хозяйке понять, какименно она относится к этой самой репутации, выскочила из стола и улепетнула всвое любимое убежище — за кухонную плиту. Пробегая мимо Дика, она замахнуласькогтистой лапой и прошипела:

— Предатель!

Дик тоненько заскулил: он и сам чувствовал вину за то, чтовыдал Марфино убежище, но уж очень ему хотелось отправиться на прогулку!

— Ну вот, — грустно проговорила Алла, разглядываяпострадавшие от кошачьих зубов сочинения, — что мне теперь делать?Придется поставить тем, чьи работы особенно пострадали, пятерки, и сказать, чтоони мне очень понравились, и я оставила их себе на память…

Самое ужасное, что среди пострадавших оказалось сочинениезлостного прогульщика и двоечника Охломонова, который писал слово «асфальт»через "В", и даже в слове «сочинение» умудрился сделать три ошибки.

Дик подал голос. Он снова держал в зубах поводок и своимвыразительным взглядом хотел сказать хозяйке, что раз уж он предал Марфу, тодолжен хотя бы получить награду за свое предательство — собственную законнуюпрогулку.

— Ну я так и знала! — вскричала Надежда, увидевподругу в том самом красном платье; Ну просила же тебя.

— Слушай, отстань пожалуйста! — рассердиласьАлка. — Если бы ты видела, что звери устроили, пока меня дома не было!Уборкой занималась, порядок наводила, плюс воспитательная работа среди них,времени не хватило ни поесть, ни костюм погладить. Хорошо платье это не мнется…

Перед входом в культурный центр стояли такие машины, какиеНадежда Николаевна раньше видела только в кино и в глянцевых журналах, которыена досуге пролистывал ее муж Сан Саныч.

— Тут так круто, — вполголоса сказала онаподруге, — а ты в своих ржавых пружинках!

— Тебе просто завидно! — ответила Алла. По-моему,отличное платье! И вообще, главное, это самой чувствовать себя уверенно, тогдаи все остальные будут смотреть на тебя соответственно!

— Соответственно — это как? — поинтересоваласьНадежда.

Ответить Алка не успела, потому что они подошли к стекляннымдверям, и молодой человек с художественно растрепанными волосами обратился кним, высокомерно растягивая слова:

— Па-апрашу ва-аши приглаше-ения…

Надежда протянула ему полученные от Соньки билеты, ипривратник, слегка потеплев лицом, распахнул перед ними дверь.

За дверью уже вовсю развлекались. Публика самого разноговозраста, но несомненно очень высокого благосостояния, прогуливалась по залу,ревниво оглядывая знакомых и обмениваясь впечатлениями. Мимо подруг прошли дверазряженные дамы, одна худая, как жердь, с короткими совершенно белымиволосами, другая низенькая и полная, с прической типа «взрыв на макароннойфабрике».