Второй товарищ князя — Самарцев Степан Яковлев, штаб-ротмистр в отставке. Князь с ним служил с 12-го года в одном полку. Дворянин Тверской губернии. Проживает на Тверской улице в гостинице «Европа».

Третий — Борис Сергеев князь Болховской, Казанской и Симбирской губернии дворянин. Так же фронтовой товарищ князя. Проживает в гостинице «Европа». Чин — флигель-адъютант Его Императорского Величества. По каковой причине находится в Москве, узнать то не представляется возможным.

За сим, считая поручение Ваше, милостивый государь, исполненным, остаюсь преданнейший Ваш слуга Каллистрат Платонов сын Назарьев.

Р. S. Только что доложил Савелий, что князь Всеволожский отбыли с интересующей Вас особой и девицей Манасеиной в свое подмосковное имение Раздумьино. Мы выезжаем следом.

Писано в Москве Октября 2 числа 1815 года.

Ах, милостивые государи, чье чувствительное сердце и деликатные чувства угнетает шумная жизнь городская! Куда вам направить стопы свои, как не в благодать сельского уединения, где на лоне матери нашей природы, в сем храме Божием можно беспрепятственно предаваться чистым радостям жизни духовной, размышляя о суетности человеческого бытия, о непознаваемости промысла Божьего, о поисках гармонического существования души вашей бессмертной на этой бренной земле. Ибо до нас бродили человеки в сих пределах юдоли страданий и после нас будут. Но откуда мы приходим сюда и куда потом уйдем?

Пожалуй, сии сентиментальные мысли вряд ли волновали Сергея Михайловича, когда почти по бездорожью, застревая в непролазной октябрьской грязи, тащился их обоз в Раздумьино. К тому же разверзлись хляби небесные, и противный холодный дождь моросил не переставая. Измученные путешественники были несказанно рады, когда уже в сумерках их экипажи наконец въехали на длинную липовую алею, что вела к усадьбе. Темный силуэт огромного дома почти сливался с сумрачным небом, но окна его ярко и призывно горели, обещая измученным телам отдых и тепло, а мятущейся душе успокоение.

Неделя пролетела, как один день. Осенняя распутица отрезала их от мира и докучливых визитов соседей. Полина с Варварой Апрониановной в этом вынужденном уединении сдружились еще крепче, проводя время в чтении романов, коих было предостаточно в раздумьинской библиотеке. К тому же, как всякая порядочная девушка, Полина умела вышивать, в том числе бисером, а потому задумала к Рождеству подарить Сергею кошелек. Она бесконечно советовалась с Манасеиной о рисунке и выборе цветовой гаммы, и обе дамы увлеченно стали готовить сюрприз. Сергей занимался делами поместья; иногда, взяв ружье, вместе с егерем отправлялся на охоту.

Полина жила как в некоем волшебном сне, впитывая с отчаянной нежностью каждый час его и каждое мгновение. Они с Сергеем разговаривали немного, но ей было достаточно просто смотреть на него; движения этого сильного гибкого тела, наклон головы, мальчишеская прядь, упавшая на лоб, Волнующая бездна серых глаз заставляли трепетать ее сердце. Все вокруг дышало его присутствием, и даже ночью, а может быть, особенно ночью, это томило чем-то неизведанным, искушающим, как зов сирены. Однако тревога подтачивала ей сердце все чаще. Наверняка те люди, которые так настойчиво стремятся лишить ее жизни, повсюду разыскивают ее. А что, если они доберутся сюда? Что будет с ним? При мысли о том, что она может стать причиной его несчастий, сердце ее трепетало. Пора было положить этому конец. И Полина решила посоветоваться с Варварой Апрониановной, ибо более, пожалуй, было и не с кем.

Улучив время, когда Сергей принимал в своем кабинете старосту и депутацию раздумьинских мужиков, Полина, волнуясь, рассказала Варваре Апрониановне о странных событиях последних двух месяцев.

— Ах, дитя мое, я ведь не слепая, чуяло мое сердце, что творится неладное, — с тревогой глядя ей в глаза, сказала Варвара Апрониановна. — Кто ж задумал злодеяния-то этакие?! Какой душегубец?!

— Не знаю! И почему, тоже не ведаю. Но только оставаться больше здесь и прятаться за спиной Сергея Михайловича больше не могу. Мне надо исчезнуть, иначе случится что-то худое. Помогите мне, добрейшая Варвара Апрониановна, укрыться где-нибудь, чтобы никто не знал. Хотя бы на некоторое время. А там я уж как-нибудь все устрою.

— А Лиза-то, Лиза-то как без тебя? — всполошилась Манасеина.

— Сергей Михайлович Лизу не оставит, он мне обещал. Это я — обуза для всех.

Пока Варвара Апрониановна раздумывала, на лице ее сменилась целая гамма чувств. Наконец она решительно произнесла:

— Не тужи, пташка моя, кажется, знаю, как твоему горю помочь. В Симеоновском монастыре настоятельница — родственница моя дальняя, авось не откажет в гостеприимстве.

— Варвара Апрониановна! Милая моя, драгоценнейшая! — Полина пылко сжала руки Манасеиной. — Благодарю, благодарю вас! Век вашего благодеяния не забуду!

— Будет, будет тебе... — Манасеина ласково потрепала Полину по плечу. — Дня через два-три — будь готова, а покуда иди, мне подумать надо.

Полина вышла из комнаты. Манасеина же еще долго сидела, отреченно глядя в окно, за которым плавно и бесшумно падали осенние листья.

16

Вот и наступил последний для Полины вечер уютном раздумьинском доме. Они втроем сидели в гостиной у весело потрескивающего камина. Дамы рукодельничали, Сергей, устроившись за роялем, развлекал их вариациями на тему французских песенок, кои в большом количестве вывез он из завоеванного Парижа. Наконец Варвара Апрониановна многозначительно взглянула на Полину.

— Что ж, дети мои, пора и на отдых. — Манасеина направилась к дверям гостиной, но на пороге обернулась, вопросительно приподняв бровки: — Полина?

— Иду, Варвара Апрониановна. — Полина направилась следом. — Только в библиотеку загляну, возьму что-нибудь почитать.

Поднялся и Сергей.

— Я провожу вас, Полина Львовна.

— Нет, нет, не стоит беспокойства, — вспыхнула Поля.

— Это не беспокойство, а удовольствие. Да и себе что-нибудь подберу.

Дальнейшие препирательства были бессмысленны. И, подхватив под локоток Полину, Сергей увлек ее мимо недовольной Варвары Апрониановны в сторону библиотеки.

— Сергей Михайлович, что это вы позволяете себе! — с напускной строгостью воскликнула Полина, когда они вошли в библиотеку.

Ничего не ответив на ее слова, Сергей плотно прикрыл двери, после чего решительно развернулся в ее сторону.

— Полина! Что происходит? Ты весь вечер сама не своя.

— Вам показалось, Сергей Михайлович, — смутилась Полина.

— Почему-то у меня полное ощущение, что вы меня за дурака держите, — иронично сказал Сергей.

Разгоряченные спором, они стояли в мягком свете свечей друг против друга совсем рядом. Лишь небольшое расстояние разделяло их. Вдруг Сергей шагнул ближе, и она оказалась в его объятиях.

— Заставить тебя замолчать можно, пожалуй, только одним способом, — полушепотом вымолвил он, чувствуя, как начинает тонуть в омуте этих странных восточных глаз.