— Подумайте хорошенько, ваше сиятельство. — Я осторожно уселся на край кровати. — Оно могло выглядеть иначе. А вы могли и вовсе не обратить внимания или.

— У меня уже не та память, что раньше. Но все же я пока еще не выжил из ума! — проворчал Вяземский. — И если уж вам сказано, что ничего подобного не было — значит, так оно и есть!

— Или у вас нашлись какие-то причины это скрывать. — Я пожал плечами. — Не имею никакого желания показаться неучтивым, но поверьте, Петр Андреевич, мною движет не праздное любопытство. Если вам известно хоть что-то об этом… предмете — нам с Антоном Сергеевичем следует знать. Без этого моя помощь может оказаться напрасной, и вашему здоровью…

На этот раз Вяземский не ответил — то ли не посчитал нужным, то ли из вредности решил отмолчаться. А может, у старика попросту уже не осталось сил на разговоры. Вместо него отозвался Дельвиг: не произнес ни слова — просто закашлялся в кулак. Неторопливо, картинно, отчетливо и явно не случайно добавив в звук голосовых связок.

Намек я понял. И, как и положено воспитанному юноше — тут же смолк. Вряд ли меня вышвырнули бы вон за лишнюю болтовню или дурные манеры, но и толку от них не было ровным счетом никакого. Если Вяземский и видел нитсшест или что-то на него похожее — делиться своими секретами явно не собирался.

А слову аристократа положено верить… особенно если не собираешься прослыть грубияном.

Впрочем, чем больше я щупал иссушенную болезнью конечность, тем больше убеждался, что старый князь не врет. Последствия чужого колдовства выглядели одинаково, да и злодей наверняка был один и тот же… Но на этом сходство почти заканчивалось. Нитсшест делали как этакий манок для потусторонних тварей, а убойная сила оказалась лишь побочным эффектом.

А здесь все походило скорее на самую обычную порчу: причем не адресную, да и в целом наведенную коряво и слабенько, будто загадочный колдун почему-то работал то ли нехотя, то ли в спешке, то ли… На мгновение даже показалось, что это вообще кто-то другой — но нет, контур заклятья определенно выводил тот же, кто скрутил нитсшест из палочки и крысиного черепа. Особенности тонкой структуры уникальны, как отпечатки пальцев, как почерк. Можно изменить наклон букв, можно добавить им округлости… можно писать быстро, на неровной поверхности, даже левой рукой — и все же какие-то элементы останутся неизменными.

Пожалуй, только они и заставляли работать колдовство — ведь талант с опытом, как известно, не пропьешь. Не лишенная изящества и какой-никакой эффективности структура держалась, но остальное было сделано из рук вон плохо… Или Вяземский просто каким-то немыслимым образом угодил под удар, предназначенный кому-то другому — в том случае, если неведомый заклинатель почему-то решил работать без подклада или хоть какой-то «системы наведения». Или понятия не имел, что у будущей жертвы смертоносного контура под боком окажется Владеющий целитель.

Ошибка дилетанта — но никак не матерого колдуна.

В общем, моей единственной по-настоящему серьезной проблемой оказалось только время. Слишком уж много его прошло с тех пор, как Вяземский угодил под действие заклятия, и родовой Талант на деле лишь сыграл злую шутку. Наверняка первые день или два сила Владеющего полностью излечивала ткани и даже убирала боль — но именно в эти часы колдовство продолжало вгрызаться в самое нутро. Пока не забралось так глубоко, что остановить его извне стало попросту невозможно.

Вяземский сначала держался, потом попросил помощи у родни и только спустя неделю обратился к георгиевским капелланам. Среди которых, на его счастье, нашелся тот, кто сумел сложить два плюс два — и привезти сюда меня.

— Вот, прошу вас… — пропыхтел за спиной голос Вяземской. — Мне поставить на стол или?..

— Господь милосердный, Катерина Петровна! — Дельвиг подскочил и отобрал у ее сиятельства таз с водой. — Зачем?.. Неужели в доме нет прислуги?

— Отец не желает видеть посторонних.

И именно поэтому Вяземская делает всю работу по дому сама? Может, и так… Но наверняка есть и еще причины. Желание избежать пересудов — или скрыть сам факт тяжелой болезни главы рода. Или ее сиятельству почему-то очень хотелось оставить в тайне визит Дельвига. Или…

Впрочем, вопросы уж точно следовало задавать потом — а скорее и вовсе оставить эту работу Дельвигу. Даже если все получится и старик Вяземский восстанет со смертного одра, полномочий мне это уж точно не прибавит. Сиятельные князья не станут отчитываться перед безусым гимназистом, будь он хоть сто раз талантлив и даже почти всесилен.

— Зажгите свечу, — негромко скомандовал я. — И отойдите в сторону.

К счастью, лишних вопросов никто не задавал. Дельвиг подпалил фитиль — и я успел заметить, что спички ему для этого не понадобились — а Вяземская просто отступила на пару шагов и замерла молчаливой статуей… Только почему-то у двери — как будто боялась, что я могу удрать, бросив дело на середине.

Я не собирался — хоть, признаться, дело и выходило нелегким. И не потому, что чужой контур подкинул какие-то особенные сложности, а исключительно из-за монотонности. Чужое проклятие едва цеплялось за Вяземского — вот только лезть за ним приходилось весьма и весьма глубоко. Я будто пытался очистить поверхность воды от мути или какого-нибудь липкого масла… чайной ложечкой — а работы было на здоровенную бочку.

И делать ее приходилось молча. Самый простой заговор мог бы помочь. Не усилить колдовство — скорее просто дать мне сосредоточиться. Действовать в ритме, пропуская стежки защитного контура на ударение или на конец строчки формулы. В конце концов я не выдержал и начал тихонько бормотать себе под нос в надежде, что меня не услышат… да и какая разница? И без всяких заговоров мои действия наверняка с виду изрядно напоминали то еще шарлатанство.

Я обвязывал руку Вяземского шерстью на три узелка, обрезал нить ножом — и тут же сжигал отработанный материал в пламени свечи. Потом проливал несколько капель из таза на грудь, окунув кончики пальцев. Конечно, полноценный поток — что-то вроде душа — наверняка сработал бы понадежнее, но все-таки сам принцип куда важнее количества… И так раз за разом, пока зараза не полезла наружу окончательно.

По комнате будто прошелся сквозняк. Я почувствовал, как холодеют пальцы, огонек свечи затрепетал — и, не выдержав, погас. Впрочем, теперь я вполне мог обойтись и без него: чужое колдовство больше не пряталась, а готовилось сцепиться с моим в открытой схватке.

А такого врага я прекрасно почуял бы и с закрытыми глазами.

Самое сложное и муторное осталось позади, и проиграть я