– Видимо, ты рассчитывала, что он начнет приносить тебе вклювике легкие денежки? – беспощадно спросил Сергей. – Значит, в радости тыбыть с ним готова, а как насчет горя? Пройдешь стороной? А может быть, тыхотела что-то урвать втихаря от этих двадцати пяти тысяч баксов, которые он непривез? Слава богу, что те подонки, которые его ограбили, уберегли тебя отискушения, иначе то, что случилось с Кореневым, было бы сейчас на твоейсовести!

В ответ Лида промолчала – и брат с сестрой вообще неразговаривали месяц. За это время Лида, которая все эти годы параллельно сучебой на своем филфаке упорно занималась французским языком, познакомилась сдевушкой-француженкой и вскоре уехала к ней погостить. Совершенно неожиданнодля себя она нашла работу в Париже. Именно тогда в столицу мировой моды хлынулипотоком новые русские богачи, битком набитые деньгами, жаждущие их потратить,но не умеющие связать даже двух слов для того, чтобы выразить свои намерения.Лида устроилась в Галери Лафайет (там работала ее новая подруга)переводчицей-консультантом и пять лет только и делала, что переводила сфранцузского на русский все, что имело отношение к одежде, белью, обуви,аксессуарам, косметике, посуде, пластинкам, книгам, видеокассетам икомпьютерным дискам… Она хорошо зарабатывала, она была довольна жизнью, онавполне могла бы остаться во Франции, если бы захотела, например, выйти замуж,ибо у нее было два очень даже серьезных кавалера! Но три года назад она получилаизвестие о том, что Сергей арестован за убийство Валерия Майданского и получилпять лет лагерей, а тетя Сима умерла.

Пришлось возвращаться. Страшно звучит, конечно, однако Лидабыла рада вернуться – пусть и по такому печальному поводу. Она была из техлюдей, которые способны жить полноценной жизнью только дома, только на родине.Страшно захотелось наверстать все, чего она сама себя лишила: например,защитить кандидатскую диссертацию по русской демонологии. Деньги у нее были, инемалые: в Париже она хорошо зарабатывала, а жила очень скромно.

Вскоре Париж забылся, как прекрасный, но далекий сон.Напоминали о нем только вещи, которыми Лида обзавелась на годы и годы вперед:свитерки, юбки, брюки, блузочки, пиджачки… В Галери Лафайет для персонала частоустраивались распродажи по поистине смехотворным ценам, так что она и впрямьизрядно прибарахлилась.

Теперь жизнь ее резко изменилась. Сидела в библиотеке,готовила диссертацию, вела факультативы, занималась оформлением невеликогонаследства, хлопотами о брате: посылками, переводами, письмами… От свиданий сЛидой Сергей отказывался: он находился в лагере в Оренбургской области исчитал, что сестре ни к чему подвергать себя таким тяготам и ехать бог знаеткуда, чтобы встретиться с ним. Ничего, скоро это кончится. Осталось три года,осталось два года…

Он вернулся этой зимой – подобием человека. Вернулся, чтобыумереть.

За годы разлуки они стали чужими: ведь не переписывались, неперезванивались, когда Лида была в Париже, связь между ними осуществляласьтолько через тетю Симу. И только страшное увечье Сергея и его тихая, воистинумученическая смерть заставили Лиду осознать: кровь – не вода, и есть в кровнойсвязи людей нечто не объяснимое словами да и, наверное, не нуждающееся вобъяснениях. Она не предполагала – она вдруг безошибочно почувствовала тойкровью, которая была у нее общей с Сергеем: его преступление, увечье, егогибель – не случайность. Не просто роковое стечение обстоятельств! Это звеньяодной цепи… цепи, каким-то образом замкнутой словами «красная волчица».

Сначала они были просто эфемерным образом, бесплотной тенью.Теперь в них забилась, заиграла некая жизнь. Так мигают, словно пульсируют,разноцветные огоньки на вывесках в ночных клубах.

Вывеска «Рэмбо» была синяя, «Льва на Покровке» – золотая,«Гей, славяне!» – голубая; вывеска «Барбариса» ослепляла смешением красок. Ну ау «Красной волчицы», само собой, она была красная.

Как зимний закат. Как кровь.

Закат в крови – и жизнь к закату мчится…

Пистолет вдруг выпал из его рук, и патроны начали один задругим выкатываться из ствола с протяжным, заунывным звоном…

Что за чушь? Как они могут выкатываться?!

Ярослав вздрогнул, открыл глаза и уставился на пол. Никакогопистолета там и в помине нет, разумеется. И, уж конечно, никаких патронов.Приснилось? Неужели он заснул? Ну, видимо, да… А этот назойливый звон – егоиздает тот предмет, которому положено звонить по должности. А именно – двернойзвонок.

Ярослав с усилием приподнялся с кресла: по своей дурацкойпривычке он сидел, поджав ногу, и та затекла. Бросил взгляд на часы, стоявшиенапротив, на телевизоре, – сколько? Шесть?

Шесть?! Он что, весь день проспал, до вечера? Судя по всему,да, потому что кому взбредет в голову являться в гости в шесть утра? Главноедело, сейчас-то, в декабре, что в шесть утра, что в шесть вечера – на улицеодна картина: темень! Правда, в шесть вечера в домах светятся окна. А в шестьутра нормальные люди еще спят.

Все еще припадая на затекшую ногу, он шагнул к окну,выглянул. Слава те, господи, в многоэтажном доме на той стороне Звездинкиосвещены только несколько окошек. Значит, он проспал не весь день, а только часили полтора. Да и то, если рассудить, за день сидения в кресле нога не простобы затекла, но и вовсе отвалилась бы, а теперь уже ничего, «оттерпла», можноидти и выяснять, кого это принесло ни свет ни заря.

Он уже стоял у двери, когда вдруг пришло в голову, что этоявилась Лола. Хотя нет, вряд ли. Не для того она так панически смывалась отнего несколько часов назад, чтобы сейчас взять да прийти с повинной головой!

Скорее, там не Лола, а те, кого она привела с собой… Узналао случившемся, перемножила два на два и поняла, кто виноват. И решила, что ееочередь следующая. А что она еще могла подумать после его дурацкого появленияна студии телевидения? А он ведь просто хотел спросить, зачем она этих ребятподставила? Ведь после того, что Ярослав узнал из «Трудных итогов», стало ясно,что он свалял невиданного дурака! Забавно: никогда не смотрел эту передачу,терпеть не мог ее ведущего, напоминающего живого покойника, однако именно этоттипчик открыл ему глаза на величайшую ошибку его жизни.

Да нет, не могла Лола оказаться такой стервой, не могла!..

Звонок вновь залился трелью. Ярослав угрюмо покачал головой.Может, он и дурак, но уж трусом-то никогда не был. Хватит стоять тут, словно внадежде, что тот – вернее, те! – кто ломится в дверь, передумают и уйдут. Какбудто в шесть утра эти ребята приходят для того, чтобы тотчас же передумать!