Ярослав решил, что Лола наплела семь верст до небес материпотому, что боялась ее расстроить. Он все еще ждал, что Лола появится у него.Придумывал всякие причины, почему этого не происходит. Самой достовернойказалась та, что Лола стыдилась происшедшего.

Утром, значит, она стыдилась милиции, теперь – стыдиласьжениха. То есть, в принципе, это понятно. И все же каким дураком он был, есливерил, что такие понятия, как Лола и стыд, вообще совместимы!..

В конце концов Ярослав решил проехаться на студию идождаться ее. Там, в вестибюле, под подозрительным взглядом охранника он ипосмотрел ночной выпуск «Трудных итогов», увидел свои окровавленные жертвы,узнал, кем они были по жизни… и малость притупел от жуткой шутки, которуюсыграла с ним Лола. Главное, непонятно было – зачем?! За что она хотелаотомстить этим двум парням? Может быть, она клеилась к Ивану, а тот оставался кней равнодушным? А потом Лола узнала, что мужчина ее мечты предпочитаетмальчиков, взбесилась и спустила с цепи лютого пса по имени Ярослав Башилов…Еще вчера даже допустить такую мысль о женщине, с которой он собирался связатьжизнь, было для Ярослава невозможно. А сегодня… сегодня он понял, что всебывает. Все!

И еще он понял: антипод любви – вовсе не ненависть, как этопринято считать. Полная противоположность любви – равнодушие. Стоило емуувидеть глаза Лолы, когда она тупо давила на кнопку лифта, чтобы закрытьдверцы, стоило разглядеть этот ее ужас – словно молчаливое признание в совершеннойподлости, – как у него что-то выключилось в душе. Не умерло, нет, это слишкомкрасиво, как-то по-книжному, а именно технологически выключилось. Даже вроде быслабый щелчок он услышал. Лола в это мгновение перестала для него существовать.И что бы она ни предприняла против него, что бы ни затеяла – Ярослав знал, чтоуже не сможет выбраться из этих пут тупого, вязкого равнодушия.

А она, дурочка, значит, спасалась что было сил и даже непостеснялась потащиться к этой Лиде Погодиной. Или они такие уж близкиеподруги? Или правда – все бабы одним миром мазаны? Как это говорил один егознакомый врач, объясняя смысл эмблемы медиков: змея обвивает чашу… все мужчиныпьяницы, а женщины – змеи!

Ярослав невольно хохотнул:

– Ладно, черт с ней, с Лолой. Пусть все будет так, как онасказала. Но вы! Может, объясните наконец, что вы-то здесь делаете? Зачемпришли?

Лида вздохнула, поставила локти на стол, уперла кулачки вщеки и сказала спокойно, словно о чем-то совершенно обыденном:

– Если честно, я пришла вас шантажировать.

Пойти в эту самую «Волчицу» Лида набиралась храбрости какминимум неделю. Опыта посещения таких мест у нее не было никакого. В Парижеконсервативные кавалеры гораздо чаще приглашали Лиду в фешенебельные рестораны,чем в ночные клубы, которые там считаются все же не тем местом, куда можноповести приличную девушку, которую мужчина хочет не просто в койку затащить, анамерен сделать с нею рядом по жизни некоторое количество шагов. А здесь былопросто некого попросить составить ей компанию. Заикнулась было Санычу, но онответил прямо и честно: «Настеха обидится. А с собой взять ее нельзя: сейчас, сее-то животом, какие «найт-клабы» могут быть? Еще родит там с перепугу отслишком громкой музыки!» Настеха – это была молодая жена Саныча.

Честно говоря, Лида даже обрадовалась отказу. Санычпривлекал к себе чрезмерно много внимания, а ей хотелось в этот вечер бытьнезаметной. Что-то ей подсказывало: в «Красной волчице» она найдет ответы намногие вопросы – но только в том случае, если не будет бросаться в глаза.

Вот если бы затеряться в какой-нибудь броской компании…Оставалось только решить, от кого она будет теряться!

В конце концов Лида решила для начала провести телефоннуюразведку. Набрала номер (столько раз смотрела рекламу «Красной волчицы», чтодавно выучила телефон наизусть) и спросила, изо всех сил стараясь придатьголосу небрежные нотки завсегдатая ночных заведений:

– Скажите, а как бы мне попасть в ваш клуб?

– Очень просто, – серьезно ответил молодой мужской голос. –Взять да и прийти.

– А когда можно?

– Да хоть сегодня, господи! – Чувствовалось, что молодойчеловек пожимает плечами, дивясь вопросам. – У нас сегодня хорошая программа.Два молодых стриптизера, канкан, фокусники, танцоры, ведущий очень милый,певица, само собой. Так что скучно не будет. Хотя… сегодня лучше не надо. Этимвечером практически весь зал снимает косметическая фирма «Мэри Кей» для своегобанкета. Вы же, наверное, захотите посидеть в своей компании?

– Да нет, в том-то и дело, что я одна, – смущенно призналасьЛида. – Мне бы как раз лучше к кому-нибудь присоединиться. А эти, из «МэриКей», они что, никого вообще в зал не пускают?

– Да почему? Пускают. Но у них своя тусовка, там все другдруга знают, а вы будете на отшибе. Но если хотите – приходите, конечно. Ностолика отдельного не гарантирую. У нас входной билет триста рублей, вампоставят салатик, вино, а если захотите что-то еще, закажете согласно меню.Подходит это вам?

– Подходит, – растерянно сказала Лида. – Нет, правда, прямосегодня можно прийти?

– Да, конечно же! Начало их вечера в восемь. На какуюфамилию ваше место записать?

Она оценила изысканность вопроса. Не грубо: «Как вашафамилия?» – а чрезвычайно деликатно: «На какую фамилию вас записать?!» То естьназовитесь как угодно, это ваше личное дело, мы ценим ваше право насамоопределение вплоть до отделения. Отчего-то – наверное, из соображений тойже интуитивной конспирации – не было никакого желания называть свою подлиннуюфамилию. Однако почему-то ничего не шло в голову. Наконец вспомнилась фамилиясоседки, и Лида брякнула:

– Евгения Поливанова.

Ничего, Женька все равно никогда не узнает, как Лидапользовалась ее именем. А узнает, так простит!

– Госпожа Поливанова, ваш столик четырнадцать, место два.Ждем вас в нашем клубе!

Лида положила трубку и, чтобы унять трусливую дрожь впальцах, принялась твердить себе, что это – всего лишь ни к чему не обязывающийзвонок. Если будет неохота, можно ведь никуда не идти. И тем не менее оназнала, что, конечно, пойдет.