Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кошка Бонни кивнула:
– Точно. Взгляни на это с хорошей стороны, Уинстон!
К сожалению, я не мог разделить ее оптимизма. Тревога об Одетте и наших нерожденных детках не давала мне увидеть свет в конце туннеля. Там царила серость, которая все сильнее сгущалась, переходя в глубокий безнадежный мрак.
– Пойду еще раз загляну в Кирину комнату, – вяло пробормотал я. – Может быть, Одетта вернулась, пока нас не было…
Разумеется, я и сам ни секунды в это не верил. Но в тот момент я чувствовал себя таким… таким… Святые сардины в масле! Больше всего мне хотелось завыть словно глупая комнатная собачка.
Разумеется, у Киры в комнате Одетты не было и в помине. На всякий случай я все же еще раз обыскал дом, а потом вернулся на улицу, на этот раз выйдя через заднюю дверь. У главного входа все еще стояли все мои друзья и приятели, но выслушивать слова поддержки и ловить на себе сочувственные взгляды я в тот момент был не состоянии.
От тревоги мне хотелось спрятать голову в песок – раньше я о таком только слышал, а самому испытывать не доводилось. Вот так, наверное, и бывает, когда тревожишься не только о подруге жизни, но и о детях. Видимо, волнение в семикратном размере делает тебя слабым.
И уж во всяком случае – невнимательным, ведь я совершенно не отдавал себе отчета в том, в какую сторону побрел. Лишь когда рядом со мной раздалось какое-то фырканье и меня окатило фонтаном брызг, я сообразил, что приплелся к загончику этого лохмача Булли.
– Фу-у-у, – возмутился я, укоризненно на него уставившись. – Ты зачем меня оплевал?!
Пони сделал вид, что он тут ни при чем:
– Ничего я тебя не оплевывал.
Конечно, нет! Разумеется! А что я весь покрыт его слюной – так это мне, вероятно, почудилось.
Я презрительно покачал головой и хотел уже было удалиться, как Булли вдруг проржал:
– Погоди-ка, Уинстон. Тебя ведь так зовут, верно?
У меня не было ни малейшего желания беседовать с этим Булли. Виновником всех моих бед. Ведь не завладей он вниманием Киры так безраздельно, она бы не упустила из виду Одетту, а я, подкошенный тревогой, не приплелся бы нечаянно в его загон и не оказался бы оплеванным от ушей до кончика хвоста.
– Ну так, – мяукнул я холодно и пошел прочь. Впрочем, далеко уйти мне не удалось. Булли нагнал меня и встал поперек дороги. Что за слепень его укусил?!
– Я краем уха слышал, что твоя подруга пропала, – проржал вдруг он.
Ладно, тут, положим, нет ничего удивительного – наверное, во всей усадьбе не найдется ни одного зверя, будь то местный или приезжий, кто не слышал бы о случившемся.
– И, конечно, мы с Валли немного осмотрелись тут вокруг в поисках твоей подруги. Ты имей в виду – у нас, деревенских зверей, принято держаться вместе и помогать друг другу.
Рад за вас, подумал я с горечью. А мне-то что с того? Он что, взялся меня утешать? Пусть оставит свои утешения при себе – если бы не он…
– И я сделал кое-какие наблюдения. Они могут пригодиться тебе в ее поисках.
Разумеется, я не мог всерьез предполагать, что именно Булли даст мне хорошую и важную подсказку. Но к тому моменту я уже настолько отчаялся, что готов был хвататься за соломинку, поэтому с надеждой мяукнул:
– И что же ты видел?
Булли задрал свой белый нос:
– Ничего не видел.
Так и знал. Вздумал поважничать, а сам мелет чушь. Дурацкий пони! Дурацкий-предурацкий и на редкость бесящий пони!!!
– Но зато слышал, как переговаривались между собой амбарные мыши.
Амбарные мыши? Переговаривались? Я стал рассуждать логически: Одетта охотилась на одну из них, потому что была голодна. Видимо, во время охоты она случайно провалилась в какую-то незаметную яму – об этом мыши и разговаривали. Наверное, были на седьмом небе от счастья, что лучшая охотница всех времен теперь вне игры. Неужели все так и было?!
– Где, когда, о чем? – спросил я. – Она наверняка провалилась в яму! Ты знаешь, в какую именно? Говори наконец, не заставляй все из тебя тянуть клещами! – накинулся я на Булли, хотя никаких клещей у меня, конечно, с собой не было.
– И рад бы сказать, только ты мне и слова вставить не даешь. А еще ты явно не в себе – ни о какой яме речи не шло, я даже близко ничего подобного не говорил.
Ладно, может быть. Наверное, у меня слегка разыгралось воображение. Но разве можно ставить это в вину тому, кто болен от тоски и тревоги?! Нет! Нельзя!
– Так что же ты слышал? – смутившись, спросил я.
– Две толстые мыши разговаривали между собой вон там, возле плющилки для овса. Они уже целую вечность там обитают – вообще-то здесь и правда мышиная вотчина. Это такой неписаный закон в усадьбе. Даже местные кошки его соблюдают. Живи и давай жить другим. По крайней мере, на определенной территории. На то, что происходит за ее пределами, распространяется уже другой закон – закон пищевой цепи. Понимаешь?
Нет, ничегошеньки не понимаю. Все сказанное прозвучало для меня как бряцанье пустых консервных банок. Что этот черный лохмач пытается мне втемяшить? Что тут, в деревне, царят другие законы? Что кошки имеют право ловить мышей, лишь не вторгаясь на их территорию? Что за чушь?!
– В общем, как бы то ни было, одна мышь сказала второй, что им перепала грандиозная и доселе невиданная добыча. Толстая белая добыча.
ЧТО?! Этот сбрендивший лохмач Булли на полном серьезе утверждает, что мою Одетту поймали мыши – МЫШИ!!! – и хочет, чтобы я в это поверил?! Поверил, что лучшую охотницу города удерживает в плену парочка сельских мышей?! Чушь! Бред черного пони! Да как бы они сумели такое провернуть? Маленькие мышки справились с прекрасной благородной дамой из семейства кошачьих?! Быть такого не может! Ерунда на рыбьем жире! Совершенно неправдоподобно.
– Булли, не хочу тебя обидеть, но ты какого-то странного сена нанюхался, что ли? – спросил я.
Он пристально взглянул на меня большими карими глазами:
– Сено не нюхают, его едят. По крайней мере, так у нас в деревне заведено. Что там принято в больших городах, я не знаю, да и знать не хочу, откровенно говоря. Зато я точно знаю, что слух меня не подводит и мне ничего не мерещится. Я совершенно отчетливо слышал разговор двух мышей, которые взволнованно обсуждали весьма толстую белую пленницу.
– Ага! Так речь о ком-то толстом. Тогда Одетту можно исключить. У моей подруги прекрасная фигура, и она очень следит за тем, чтобы оставаться в форме.
– Чушь, Уинстон, ну, конечно, она толстая, и еще какая! Во всяком случае, сейчас. Она ведь в положении, как поговаривают.
– Но как бы мышам удалось такое провернуть? – обескураженно спросил я.
Булли шумно вздохнул:
– Ну, тут им палец в рот не клади. Но как именно они это провернули, я уже не расслышал. Где они держат пленницу и что намерены с ней сделать – к сожалению, тоже… Только я навострил уши, как прискакала заполошная обезьянка и стала выделывать дикие кувырки. Мыши сразу же прервали разговор и шмыгнули прочь.