Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еле сдерживаю стон, когда Давид наклоняется и будто невзначай касается губами моих волос. Газ вспыхивает от огня, и Аверин, вытянув руки, при этот небрежно огладив мою талию ладонями, уходит к столу.
Я долго не могу прийти в себя. Меня ведет. Нужно гнать его, а не могу.
— Что с отцом… — прокашливаюсь и не поворачиваюсь. Так и стою к нему спиной и делаю вид, что занята тарелками и чашками. Недоговоренность повисает в воздухе, Аверин молчит, и мне приходится выглянуть через плечо.
Стоит ко мне спиной, ссутулился, уперся ладонями в стол и смотрит на полки с цветами и кулинарными книгами.
Ощущение, что он сейчас рухнет между столом и стульями, как бревно. Наверное, срабатывает материнское сердце, все-таки он отец моего сына, я бросаю посуду и подбегаю с одной стороны мужчины, опрометчиво вцепляюсь пальцами в его руку.
— Ты… вы в порядке?
Его взгляд, брошенный, как стрела, из-под черной густой челки, проникает в поры, обжигает кожу.
— Нет. Я. Не. В порядке… — повернувшись, тянется ко мне, но я отступаю к окну.
— Пожалуйста, не нужно, — шепчу неуверенно.
— Что именно? — наклон головы и взгляд, направленный на мои губы.
— Этого… — смотрю в его пьяные от возбуждения глаза и понимаю, что сама впустила зверя в дом. Я знаю, каким он может быть искусным совратителем.
— Мам, все в порядке? — в дверях появляется Миша.
Я отскакиваю к мойке, а Давид спокойно, будто ничего не происходит, тянется к форточке и приоткрывает на проветривание.
— Еще пять минут. Чайник закипит, — говорю сыну. — Я позову.
— Ага, — сын бросает на Давида странный, долгий взгляд, рассматривает его спину, а потом, изогнув губы в неровную линию, уходит в коридор.
Повисшее напряжение давит и угрожает взорваться снопом искр, меня всю колотит и трясет. Чашки цокают друг о дружку, ложки выпадают из рук, и я не могу собраться. Он слишком близко.
— Все хорошо, Арина, — тихий шепот ложится на плечо, вбивая в позвоночник железный прут. Вытягиваюсь по струнке, боясь выдать свои эмоции. — Я не страшный. Доверься.
— Вам стоит держаться на расстоянии, — опускаю голову и понимаю, что слишком давлю кулаки и изогнула одну из ложек.
— Почему? — низко, тихо, рокочуще, слегка касаясь моего плеча кончиками пальцев, перемещая волосы на одну сторону.
— Я замужем.
Смеется. Не шумно, а сдавленно. Прыскает и целует меня в висок, разгоняя жар по всему телу.
— Вы пьяны.
— Пьян, — кивает, от этого его губы соскальзывают на мою щеку, а рука, что до этого нависала над плечом, вдруг фиксирует голову и заставляет повернуться к нему лицом. — Тобой пьян, Арина, и не соображу почему.
— Убери… те… руки.
— Неа, — еще немного подвигает меня к себе, не разворачивая, а лишь заставляя смотреть ему в глаза.
— Я вас выгоню, — шепотом.
— Хм. Сама-то в это веришь? — на его губах играет лукавая улыбка.
— Полицию вызову… — сипло.
— И что ты им скажешь?
— Что вы пристаете…
— Как страшно. А хотя, — он склоняется к губам, неизбежно, неотвратимо, вдыхает жадно, словно наслаждается моим запахом, — вызывай. После похорон отца и трех дней бессонницы, может, меня поколотят, и я, наконец, усну.
— Вы больны.
— Смертельно…
Нас разделяет свист чайника. Аверин все-таки отпускает меня, оставляя на губах неслучившийся поцелуй. И я ненавижу себя за слабость, что хочу этого, вопреки здравому смыслу и гордости. Каждая пора тянется к нему, горит по нему, трепещет, и я заставляю себя противиться через силу. Он ведь предатель, вспомни, Арина. Вспомни!
Справившись с чашками, переношу их по одной к столу и замечаю, что Давид куда-то ушел.
Нарезаю торт, убираю вино в холодильник, к остальным пакетам не притрагиваюсь — неудобно копаться в чужих вещах.
Не хватает нескольких долгих минут, чтобы успокоиться, все еще дрожу, будто у меня лихорадка, но все равно спешу в комнату, чтобы позвать малышей к столу, заодно и проверить, куда делся наш горячий доктор. Понимаю, что Давида и здесь нет.
Неужели ушел?
Давид. Наши дни
От коньяка, что мы выпили с Данькой, или от запаха недоступной, но безумно желанной женщины, мне становится так дурно, что приходится сбежать в коридор и, не найдя уголка, где я мог бы уединиться на пару минут, вывалиться в подъезд. В одной рубашке.
Отлично. Здесь так холодно и мерзко, что почти сразу в голове проясняется, хотя в брюках все равно пожар. Яйца натурально ноют от неудовлетворения, а это признаки нехорошие. Надо было Крис вызвонить, а не сюда переться без надежды на продолжение. Так и свихнуться можно.
Спускаюсь на пролет, замираю в полумраке и, упираясь ладонью в стену, пытаюсь дышать. Сверху слышу движение и шорох одежды. Кто-то спускается по ступенькам, проигнорировав лифт. Да мало ли, кто там прется. Вдруг, как я, брезгует грязными кабинками.
Я выравниваюсь и, повернувшись спиной к стене, скрещиваю перед собой ноги и руки.
Человек не один, по двоящимся шагам понимаю, а еще тихим приглушенным голосам. Мужским.
В темноте мелькает луч фонарика, что на миг слепит глаза. Как-то слишком торопятся эти двое, сбегают по ступенькам и, заметив меня, внезапно замирают напротив. Невысокие, но довольно коренастые мужички, судя по силуэтам.
— Вываливай карманы, — блеск лезвия совсем меня не пугает. Я больше переживаю, что Арина тут живет и все время ходит одна. И дети.
Расставляю ноги, чтобы стоять крепче, расслабляю руки, опуская вдоль тела, и улыбаюсь в темноте.
— А то, что?
Прямо исполнение желаний. Так хотелось, чтобы меня поколотили. Вот оно спасение от возбуждения, я теперь Егора даже понимаю — тот вечно в бойцовских клубах зависает до потери сознания. Говорит, что ему помогает отрешиться от внутренних проблем.
— Ты что, бессмертный? — один сплевывает в сторону, второй подбирается справа, чтобы перехватить меня, но я отступаю. За спиной мусоропровод, и случайный удар локтем получается слишком шумным. Привлекающим внимание.
— Мразь! — первый бросается по ступенькам наутек, а тот, что с ножом, на меня.
Темень такая, что я едва различаю, где мои, а где его руки, но свист лезвия над ухом получается определить. И даже отклониться и выбить оружие из тощих рук, хотя оно, сука, все равно успевает чиркнуть острием по щеке.
Я не силен в драках, как-то в молодости особо не приходилось тренироваться. Пока был мал и юн, со мной охрана всегда ездила, а потом… Да я же мирный, никому жить не мешаю, в споры не лезу. Прошлым летом в клубе было, мудаки пристали к танцующей девушке. Заступился грудью, но там охранники быстро растянули нас, а я получил прекрасный секс в ВИП-комнате в благодарность.