веки положила «болт» на скрытность. Вздумала работать при свете дня, на людях. К безрассудности её, в том числе, приложил руку куратор. Его, мягко говоря, беспокойство абсолютно справедливо. Вот уж неделю кура10 не выходила на связь. Пусть оправдалась якобы болезнью, то не устроило интернет-начальника. У него нюх на крыс. Эта пока не подходила под описание, но лишь пока. Тася клялась и божилась, что раскидает товар до воскресенья и сразу же пойдёт за новым. Работы на неделю, а ведь нынче — пятница. Времени мало.

«Закладки» по паре грамм тяжелили одежду, верно начинённую пудовыми гирями. Руки ныряли в карманы — прощупать на наличие дырок. В редкие часы сна подсознание уносило кладмена в кошмар, где соль11 просыпается в публичном месте. В этих сюжетах даже убежать не получается — тут же за спиной на запястьях щёлкает холодный металл наручников. Сейчас же, в уме и, как выяснилось, добром здравии, Тася ушла от греха подальше с людной улицы, углубилась в жилой квартал. Бдительная, высматривала свидетелей. Пусть предавалась воспоминаниям, концентрации не теряла. По крайней мере, насколько это возможно с хроническим недосыпом.

Под берёзовыми шторами они недавно прогуливались с Остапом. Он делился омерзительными подробностями своей жизни, а она делала вид, будто ей хватает духу принимать всё, что говорил. Убийца, чудовище. По количеству жертв, вероятно, они идеально подходили друг другу. Тася фантазировала: её послужной список за полгода работы наркокурьером может оказаться даже длиннее его.

«Это ты-то приносишь людям несчастья, Остап? Дилетант!».

Гнилые оправдания, что наркоманы сами выбирают свою судьбу, что вместо очередной нищей девочки то же самое делал бы кто-нибудь другой, и мир от этого ни на йоту бы не поменялся, всё-таки не спасали от криков в подушку и одинокого рёва в ванной общежития. Стипендия студента-бюджетника захудалого филиала университета — три тысячи рублей. Для прожиточного минимума не хватает ещё четырёх таких. Мать на пенсии, в деревне, с огорода кормится. У сестры свои проблемы, да и не обязана она тянуть двадцатилетнюю «кобылу».

Профессия инженера требует жадного, ревностного учения. Пропуск практического занятия грозил обернуться непреступной стеной незнания, что может поставить крест на специалисте в дальнейшем. Технологам, как и врачам, не думать о науке разрешается разве что во сне. В свободное время, знай одно, корпеть над методичками с чертежами. Уже на первом курсе с голоду у Таси плыли цифры перед глазами, пересекались параллельные прямые. Ей «не улыбалась» ни вакансия официантки, ни табурет продавщицы. Мало того, что её видок клиентов бы отпугивал — нельзя забирать время от учёбы. Нужно было дело на пару часов в неделю, без разврата и, желательно, напряга. Вселенная откликнулась на запрос — неприятности нашли девушку сами. Она клюнула на сомнительное предложение, пачками рассылаемое в социальных сетях.

«Я ведь не плохая, мама».

Прошептать то не получилось. Язык не повернулся. Прикусив его, Тася доплелась до гаражного кооператива. Никого вокруг. С каменным лицом присела у бокса с истёртым знаком электрической опасности «Не влезай! Убьёт». Закопала пакетик в ямку. Отошла, сфотографировала, отправила тому, кого никогда не увидит. Вернулась, прикрыла мусором и зашагала прочь.

Игра в молчанку ломала кости. Почти сразу Тася поняла, куда попала — в молоко12. «Золотые горы» так и остались заманухой для дурачков. Из этого бизнеса курьерам выход один — вперёд ногами. Лёгкая подработка неоправданно быстро превратилась в тяжкий крест, что однажды вдолбят в землю и украсят табличкой с именем и фотографией очередной дурочки. Личная трагедия отравлялась навязчивостью и требовательностью куратора, с которыми не конкурировать даже озабоченности Остапа. Всё же тайная миссия липкими щупальцами полезла на учёбу. Всё, что могло пойти наперекосяк, пошло. Потребительское отношение к труду закладчицы вязалось с претензиями и угрозами, спрятанными между строк закрытого интернет-чата.

Когда-то на уроке в школе перечисляли самые опасные профессии: шахтёр, спасатель, космонавт. Теперь Тася рассмеялась бы учителю в лицо. Если есть человеческое воплощение беззащитности, то это курьер. Ему не к кому обратиться за помощью, ведь личные дела заявителей полицию привлекают куда больше, чем перспектива гоняться по городу за неким преступником, которого, может, и не существует.

Вскоре Тасе предстояло пополнить список своих персональных врагов. Обступили со всех сторон — не ведающая семья, органы и, самое главное, непосредственные начальники. За «больной» курой, расходным материалом, охотятся так называемые спортики — цепные псы наркоторговцев. Палачи горе-закладчиков. Завербованные в маргинальных кругах особы, не отягощённые умом. Безжалостные, лицемерные, принципы которых покупают за бесценок. Пол, возраст, мольбы, подкуп — ничто не имеет для них значения. Избиения, пытки, убийства — им платят за свободу творчества садизма. Разукрашенное лицо… За курой, воистину, ангелы приглядывают, если при встрече с ними она отделается так легко.

Тася сходу приняла Остапа за спортика. Некому другому являться из ниоткуда по её душу. Крепкое телосложение, дерзость и охота до преследований не оставляли других вариантов. Даже дифирамбы о светлом чувстве лишь демонизировали новенького в глазах несчастной. Было очевидно — за ней послали карателя с фантазией, с тягой к изощрённому методичному запугиванию. Как-никак, тот в конце оказался натуральным упырём.

Тася споткнулась об эту мысль и о выбоину отмостка многоквартирного дома, зацепилась за водосточную трубу. Дыхание оборвалось. Шаркающая за голыми кустами сирени бабушка «божий одуванчик» махнула рукой, по согнутой спине и стеклянному взгляду приняв деваху за наркоманку. Для проститутки слишком толстая и некрасивая. Толстая, некрасивая, так, выяснилось, ещё и безмозглая.

«Твою мать, почему отмела-то в итоге? Что мешает вампиру быть ещё и спортиком? Это же никак между собой не конкурирует!»

Паранойя окатила шею морозом, вернулась утробная дрожь. Ноги поволокли дальше, а мозг любезно транслировал недавние заверения поклонника:

«Пожалуйста, перестань меня бояться». «Давай съем твоих врагов». «Потому что я люблю тебя».

Тася хотела верить последнему, кто мог бы, если не избавить от ошибки прошлого, так хоть как-то поправить её шаткое положение. Если что-то и способно повлиять на безысходность, то лишь чудо — мистика. Но Тася, вот проклятье, оставалась всё той же Тасей. И на смертном одре не переступила бы через себя. Не могла принять за правду факт, что интересна иначе, кроме как в роли пушечного мяса. Ромашковым чаем с валерьяной ум не пропьёшь. У девушки было зеркало и самосознательность. Во что и верила, так в значимость и пользу оказанной всему миру услуге — своеобразном исключении из социальных игр.

Тася разглядывала скользящие под ноги трещинки на асфальте и в какой-то момент подняла голову. Вместе с автомобильным гудком проносящейся