А я была просто маленькой девочкой и полезла куда не просят.

В самом деле, разве так делают – кто назовет лучшим другом человека, с которым знаком всего несколько недель?

Поэтому я пояснила:

– Вообще-то, с тех пор как я пошла в новую школу, у меня не было друзей, кроме тебя, так что эпитет «лучшая» здесь не играет особой роли.

И Маи улыбнулась.

Роберта Чэнс наконец-то явилась на прием к своему врачу.

Больше года назад она нашла небольшое уплотнение слева в груди.

Она собиралась показать его врачу, но доктор Педлер и сам все увидел без ее помощи.

И сразу же отправил Роберту на снимок в городской диагностический центр дальше по улице.

Даже о дате следующего визита не договорились.

Посетить центр велено было сразу же.

Он был всего в трех кварталах от кабинета врача, поэтому Роберта оставила машину на стоянке и пошла пешком.

Сотрудница диагностического центра, по-видимому, была предупреждена о ее визите и без улыбки протянула Роберте сиреневый халат.

А ведь обычно Роберте улыбались все – такой уж она была.

И только после УЗИ, переодеваясь снова в уличную одежду, Роберта поняла: что-то не так. И тут ее попросили пройти в кабинет врача.

Но ведь она и была в кабинете.

Или у него есть еще кабинет, где хранятся карты или где он ест принесенный из дому обед?

Следом за доктором Тросино Роберта прошла по узкому коридору и оказалась в небольшой комнате, увешанной картинами, которые изображали розовых ангелочков.

На столе у врача стояла вазочка с шелковыми цветами, которые, наверное, когда-то выглядели симпатично, а сейчас запылились и выцвели там, где на них падали через окно солнечные лучи.

Она сидела в этой комнате, в обитом тканью кресле, которое на ощупь казалось влажным, словно кто-то на него помочился, да так и не высохло, и слушала, что говорит ей врач.

Уплотнение оказалось опухолью.

Врач открывала и закрывала рот, она слышала слова, которые та говорила, но в них не было никакого смысла, потому что все это происходило не с ней.

Это не она сидела на стуле.

Потом врач встала и сказала, что даст ей минутку собраться с мыслями, а потом надо будет позвонить мужу.

Джимми Чэнс водил фуры. Благодаря этому они с Робертой и познакомились.

Сразу после окончания школы оба записались на вводный курс для желающих получить права на управление грузовым транспортом.

Роберта была единственной девушкой в группе, но Джимми заметил бы ее даже в толпе красоток, потому что она была смелая и уверенная.

Но больше всего ему понравилось то, что Роберта светилась счастьем.

После ее звонка он бросил работу и помчался в диагностический центр, но по дороге чувствовал себя так, словно это он заболел.

Что, как, почему? Врачи сказали, что операцию следует назначить как можно скорее. По телефону у нее был такой безжизненный голос.

Он слышал у нее этот голос только раз – когда в клинике планирования семьи им сказали, что у них никогда не будет детей.

Но уже через десять минут Роберта решила, что они усыновят малыша, и вновь стала такой же жизнерадостной, как прежде.

На всю процедуру ушло четыре года, но в конце концов все получилось. Значит, и теперь получится. Найдется какое-нибудь решение. Не может быть, чтобы не нашлось. Ради него. Ради Ивы. Ради нее.

Да. Ради нее.

Потому что он сделает все, что угодно…

Ради нее.

Роберта и Джимми сидели на грязноватой деревянной скамье у входа в диагностический центр.

Роберта расправила плечи и почувствовала, что спинка скамьи покрыта засохшим птичьим пометом.

А у птиц бывает рак?

Джимми держал ее за руку. Они молчали.

Она была этому рада.

Можно было сказать так много – и так мало. Они ведь давно уже сказали друг другу все, что было важно.

Роберта положила голову на плечо мужу и молчала, но думала при этом не о себе. И не о муже. Она думала об Иве.

От любви к дочери у нее буквально перехватывало горло и трудно было дышать.

Роберта закрыла глаза, чтобы удержать слезы. Она приняла решение.

Они ничего ей не скажут. Ива слишком любит медицину и слишком много о ней знает.

Ей расскажут, когда все кончится.

Прошел целый час, а казалось – всего пять минут. Они встали.

Они решили, что оставят машину Роберты на парковке ниже по улице и к следующему врачу поедут на пикапе Джимми, чтобы быть рядом.

Пока это все не разрешится, они не расстанутся.

Ни на минуту.

День еще не начал клониться к вечеру, и солнце пекло нещадно. Водители на запруженных машинами улицах медленно закипали и не сдавали ни на дюйм. Каждый автомобиль был за себя. Каждый грузовик – за себя.

Но Джимми и Роберта пребывали в собственном маленьком мирке, ограниченном передними сиденьями пикапа. Машина катила по Ай-стрит. На светофоре впереди был красный.

Джимми притормозил, но не успела машина остановиться, как свет сменился на зеленый.

Обычно Джимми оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что никто не помчится через перекресток наперерез.

А сегодня – забыл.

Сейчас – забыл.

Он протянул руку, коснулся руки жены, и в тот самый миг, когда он ощутил прикосновение, мир вокруг них рассыпался на куски.

Это случилось в самом центре перекрестка. В бок пикапа врезался грузовик больничной службы снабжения. В кузове у него стояли баллоны с кислородом, а водитель знал, что отстает от расписания уже на сорок минут.

Водитель видел, как на светофоре зажегся желтый, и вдавил газ, решив, что успеет проскочить до красного света.

И влетел прямиком в пикап.

Джимми умер на месте, но «скорая» забрала его и отвезла в ту же больницу, что и жену.

Роберта перестала дышать спустя три часа, во время экстренной операции.

Водитель впал в кому.

Единственным, что не пострадало при столкновении, оказался приклеенный на бампер желтый треугольник с черными буквами, который даже не обгорел. На треугольнике было написано: