Я посмотрел на Игоря.

– Моя фамилия Подушкин.

– Опять напутали! – рассердился тот. – Вчера Зайцева обозвали Уткиным. Ладно бы Кроликовым или Длинноухим, хоть как-то рядом. Но где заяц и где утка? Кругом одни кретины. Поищите в списке Подушкина.

Последняя фраза относилась к секьюрити.

– Нет, – ответил тот.

– Что значит «нет»? – заморгал юноша.

– Отсутствие присутствия данной фамилии в разрешительном списке на вход в здание, – повторил охранник.

– А кто у вас там имеется? – осведомился Игорь. – Одеялкин? Простынкин? Матраскин? Это все он.

Охранник показал на мой паспорт.

– Здесь указано: Подушкин.

– М-м-м, – простонал парень, – подождите чуток.

С этими словами он исчез в коридоре.

– Гражданин, отойдите назад, не мешайте проходу граждан, – велел мужик в форме.

– Здесь никого, кроме меня, нет, – удивился я.

– Не положено стоять у турникета.

– Но сзади только дверь на улицу, – уточнил я.

– Вот и ступайте туда, – велел охранник. – Когда будет наличие присутствия вашей фамилии в разрешительном списке, тогда и проследуете на вход.

И тут на столе, за которым сидел секьюрити, зазвонил телефон.

– Алле, первый пост, Григорьев, – произнес в трубку мой собеседник. – Выяснил. Понял.

Из коридора выбежал Игорь. Тяжело дыша, он произнес:

– Должны внести.

– Уже, – кивнул охранник. – Подушкин, проходите.

Мы с Демьянкой приблизились к «воротам».

– Стоп, – скомандовал охранник, – его пущу, а ее нет.

– Собаку?! – заорал Игорь.

– На пса не предъявлен документ, – пояснил зануда.

– У шавки нет паспорта! – закричал парень.

Охранник не потерял своего воистину стоического нордического терпения.

– Все, что передвигается на ногах, обязано иметь документ. В должностной инструкции указано о необходимости проверки у животных всех пород и видов ветеринарного паспорта с наличием отметок о сделанных прививках, приеме глистогонных препаратов, санации полости пасти. Необходимо наличие чипа, который подтвердит, что документ выдан именно данному объекту. Вход без намордника строго запрещен. У владельца при себе необходимо наличие присутствия мешка для сбора экскрементов и влажных салфеток для протирки загрязненного пола. Ступайте на первый этаж, комната сто семь, подайте копии документов о наличии присутствия необходимых документов и дождитесь положительного решения. Пса внесут в разрешительный список для прохода в здание с упоминанием породы и указанием номера чипирования.

Охранник замолчал. Мы с парнем уставились на него, и тут у Игоря заорала рация.

– Где …, где Кроваткин с …?

– На входе, – ледяным голосом ответил юноша.

– Какого … он там? Леня! Ты уволен …! Ни … сделать не способен! Послали … привести гостя!

– Я не Леонид …! Сам ты, Николай, такой! Я тебе не стажер …! Тут ваще …! – закричал Игорь в рацию.

Не могу процитировать вам его пламенную речь, потому что если не повторять нецензурные выражения, коими парень наградил невидимого собеседника, то из всего списка останутся лишь «да», «но» и «о’кей».

Из коридора вышел другой охранник, на этот раз совсем молодой и розовощекий. Тот, что не пропускал нас с Демьянкой, встал и был таков. Юнец сел на его место и спросил:

– Это ваш кричит?

– Мой, – согласился я. – Что-то у него случилось.

– Да нет, – махнул рукой секьюрити, – просто это телевидение, тут все бешеные и на голову больные. Вон какой он красный! Купите ему в автомате воды. А то еще инфаркт мужика долбанет, мне потом два часа после смены отчеты по вызову «Скорой» строчить.

– Вы правы, Игорю надо попить, – согласился я, наблюдая, как щеки редактора из бордовых превращаются в фиолетовые, – но у меня при себе бутылки нет.

– Да вон автомат, – сказал охранник.

– Он за турникетом, – напомнил я.

– И чего? – заморгал секьюрити.

– Можно пройти?

– Конечно.

– Собака одна не останется, за мной побежит.

– Ну и ладно, – махнул рукой секьюрити.

Мы с Демьянкой живо прошли через никелированную «вертелку», я достал из железного ящика пластиковую бутылку и протянул ее Игорю. Тот мигом открыл пробку, выпил воды, выдохнул и выругался:

– Чтоб тебя разорвало! – Потом он моргнул и спросил: – А вы как сюда попали?

– Нас пропустили, – ответил я.

– Хватай собаку, и бежим скорей, пока он не завел шарманку про списки, – скомандовал Игорь и помчался вперед по коридору.

– Можете смотреть! – весело сказала гример и повернула кресло.

Я уставился в зеркало, удивился, хотел сказать: «Там отражение какого-то клоуна», но не успел. В носу у меня защекотало, я вынул из кармана платок, приложил его к лицу и чихнул.

– Аккуратней, – рассердилась женщина, которая готовила меня к съемке, – грим испортите. Как вам лук?

– Лук? – повторил я. – Ну… я не очень люблю этот овощ. В сыром виде не употребляю вообще.

Тетушка, задавшая мне вопрос, заморгала, потом процедила сквозь зубы:

– Изучите себя в зеркале, если что не так, я поправлю.

Я опять повернулся к зеркалу. И лишь тогда до меня дошло: отражение в нем – это я.

– Ну, как? – ледяным тоном осведомилась гримерша.

– Слов нет, – откровенно сказал я.

По лицу стилиста пробежала улыбка.

– Рада, что вам понравилось.

Понравилось? Да я узнал себя только по свитеру, потому что лицо и шевелюру мне дал напрокат некто странный. Во времена моего детства в газетах и по телевидению постоянно нахваливали квадратно-гнездовой способ посадки картофеля. Честное слово, не знаю ничего об этом методе, но предполагаю, что клубни закапывали на поле, расчертив его предварительно на квадраты. Почему я сейчас углубился в сельскохозяйственные воспоминания? Да потому, что мои волосы покрасили квадратно-гнездовым способом. Я выгляжу как один из героев фантастического фильма, не помню его названия. Зато я не забыл прическу монстра: его волосы смахивали на шахматную доску, черные и белые «клетки» по всей голове. А у меня пряди красные, синие, зеленые, оранжевые.

– Супер, да? – ликовала гримерша.

– Да, – выдавил я из себя. – Как долго держится краска?

– Ну, что вы, – засмеялась стилист, – на окрашивание времени нет. У нас надо быстро: шырь-пырь, и готово. К сожалению, ваша прекрасная прическа продержится до первого мытья головы.