Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы не только очень приятный, положительный и воспитанный молодой человек, мсье Рууд, — с улыбкой ответила Мойра. — Вы достаточно мудры для своих лет. Верно рассуждаете. Тем, кто не верит в судьбу, невесело живётся, скажу я вам.
— И вы решили предоставить мне такого рода развлечение — путешествие по моей жизни с живым покойником?
Госпожа Шахор не ответила. Аккуратно бросив окурок в урну, она встала со скамейки.
— Давайте прогуляемся по парку? — дружеским тоном предложила она.
Мы медленно зашагали по аллее, окаймлённой двумя рядами фонарей. В парке не было никого, кроме нас, и стук каблучков Мойры звонко отдавался от каменных плиток. Моя длинная тень бежала то впереди, то позади, то сбоку от меня, но спутница моя, похоже, не отбрасывала тени, как и Бернард. Но эта мысль не успела напугать меня. Мойра вынула из кармана пачку сигарет Gitanes и, по всей видимости, привычным жестом бросила в зубы очередную сигарету, затем протянула пачку мне. Я непроизвольно задержал взгляд на картинке, украшающей пачку, — танцующей цыганке с веером в руке. Госпожа Шахор с дружеской откровенностью пробормотала:
— Этот яд сильнее меня — сто лет не могу избавиться от привычки к табаку!
Потом, взмахнув ресницами, она устремила взгляд в небо, к ярко-белой луне.
— Вот неудача! А книгу-то не только ваш Натан Хейм прочёл! — сдержанно проговорила Мойра.
Я изумлённо спросил:
— Как вы догадались о книге?
Мойра выпустила сигаретный дым колечками. Они медленно поднимались над её загадочной улыбкой и таяли в свете фонарей.
— Я всё знаю, мсье Рууд. Каждый шаг любого человека на нашей милой старушке Земле.
В голове у меня поднялся целый вихрь из вопросов, и я готов был разом выплеснуть их на Мойру. Но она вдруг заговорила о спектакле модного драматурга, который на днях смотрела в театре «Одеон». Из вежливости пришлось поддержать тему. А дальше Мойра ловко перевела разговор на рестораны, погоду, парижские новости — словом, на то, о чём беседуют обычные люди. Но я слушал её, как заворожённый. Эта женщина и раздражала меня, и притягивала, её болтовня звучала симфонией для моих ушей.
Да и внешне Мойра Шахор была неотразима. Её красота относилась к тому экзотическому типу, который заставляет мужчин оборачиваться, а женщин — бледнеть от зависти. Блестящие волосы гречанки безупречно лежали за ушами, а ровные узкие брови, будто нарисованные карандашом по трафарету, придавали её лицу совершенство, делали глаза бесподобно выразительными. Но прекраснее всего был её обольстительный взгляд, казалось таивший в себе и глубокие мысли, и коварные планы.
— Вы верите в гороскопы, мадам Шахор? — спросил я.
— Не вижу в них никакого смысла, — ответила она, наверное посчитав мой вопрос глуповатым. — Судьбу не читают по планетам и звёздам, то ли дело ладони и глаза человека. Но если вы, любезный мсье Рууд, хотите подружиться со мной и узнать день моего рождения, то сначала отгадайте загадку. В этот день, к несчастью, умерла ваша любимая тётушка Полетт, в детстве вы обожали её пышные пирожки с голубикой, рассказы о театре и тёплые вязаные шарфы.
Я крепко призадумался, но, как ни пытался мысленно вернуться в детство, чуда не произошло. Всё, что перечислила Мойра, жило в моих детских воспоминаниях какими-то слабыми отблесками. Если бы Мойра не заговорила об этом, я никогда не вспомнил бы о тёте Полетт.
— Я не смогу отгадать вашу загадку. Я едва помню тётушку, а дату её смерти — тем более.
— В этот день вы впервые поцеловались с Аделаидой среди разросшихся виноградников и получили от скромной девчонки пощёчину. Вот ещё одно яркое напоминание: студент Доминик Рууд провалил экзамен у профессора Шарля де Дюбуа, и тот пристыдил его при всех за безалаберность.
— Двадцатое ноября!
Пока гречанка издевалась надо мной, мой взгляд, случайно или нет, встречался с её чёрными глазами-вишенками. Мойру ничуть не тревожил, напротив, даже веселил мой быстрый, почти ребяческий взор, в котором отражался и интерес к загадочной особе, и восхищение, и страх перед её всезнанием.
— Помнится, мсье Рууд, вы хотели спросить моего совета о таинственном незнакомце, который заставил вас, равнодушного к людям журналиста, оторвать чресла от стула и действовать не для своей пользы, а во благо другого.
Я тотчас насторожился. Кажется, наконец, мы подошли вплотную к моему делу.
— Да, — быстро ответил я.
В том коротком слове прозвучало одновременно «простите», «помогите» и «спасите».
— Ну, пожалуйста, скажите, что мне делать?
— Поужинать, а то у вас голова кружится от голода, — усмехнулась мадам Шахор. — А потом я рекомендую вам подружиться с мсье Хеймом и помочь ему изменить трагическую судьбу.
— Подружиться?
— Да, — подтвердила Мойра Шахор. — Прямо скажу, нет ничего прекраснее и величественнее дружбы, когда один протягивает руку другому, висящему на краю обрыва.
Она вдруг отошла от меня на пару шагов, резко обернулась и спросила:
— Вы до сих пор не догадались, кто я, мсье Рууд?
Я испуганно покачал головой. Когда Мойра сунула руку за борт плаща, я был уверен, что она вытащит оттуда пистолет. Но вместо этого прекрасная гречанка показала мне золотой медальон, украшенный чеканкой.
— Подойдите ближе, мсье Рууд, взгляните! Знаете, кто это?
На медальоне были изображены три женщины в древнегреческих хитонах. Одна крутила веретено, вторая вытягивала нить, третья держала наготове ножницы. На миг мне показалось, что картинка ожила, женщины зашевелились, и в тишине ночного парка послышалось монотонное жужжание прялки.
— Мойры… — зачарованно прошептал я. — Древнегреческие богини судьбы.
— Мои единокровные сёстры, — спокойно отозвалась мадам Шахор. — Я, как и они, дочь Зевса, но у нас разные матери.
— Как я сразу не догадался, — пробормотал я. — Ваше имя, Мойра…
— Обязанность моих сестриц — прясть судьбы людей и прерывать их в нужный момент, — перебила меня мадам Шахор. — Но в последнее время они ленятся работать, только забавляются, используя книжные сюжеты. Забрасывают людей в истории, придуманные писателями, и проводят жизнь человека из любой точки по пути главных героев книги. Яркое подтверждение тому — случай с Натаном Хеймом и его возлюбленной. Теперь вы понимаете, в чём дело, мсье Рууд?
Не в силах ответить, я изумлённо смотрел на мадам Шахор. Трудно было представить, что неведомые высшие силы определяют, как мне жить, где работать, кого любить и когда умереть. И ещё сложнее поверить, что эти силы способны забавляться людьми, как игрушками.
— К чему это всё? Зачем?
Мойра со вздохом опустила глаза.
— Полагаю, мои сёстры подвинулись рассудком. С рождения им была вменена обязанность —