полную дичь) не специально. Нужно их понять и простить. Встать на их место. Посмотреть их глазами. А мои собственные чувства как будто оказывались на заднем плане. Ну неприятно тебе вот это, но человек же не специально! Теперь я понимаю, что это неважно. Специально или нет. Почему я должна всех понимать, если это меня саму огорчает? Почему некоторые люди позволяют себе быть некультурными и нетактичными, а я должна входить в их положение? Не должна, но я была так воспитана. И я по-прежнему считаю, что хамство – дело последнее, но теперь мне не нужно закрывать глаза на собственное недовольство или ставить довольство других на первое место.

Из неопубликованных разговоров:

– Пока один ребенок бесчувственно бьёт куклу, второй при виде этого аж за сердце хватается. Тебе не надо ничего не чувствовать и быть, как психопаты.

Вздыхает.

– Уже и не получится.

– Ну да. У тебя много зеркальных нейронов.

Глава 25

Больница № 2 (НЦПЗ). Дубль 2

Жди меня, я когда-нибудь выйду из комнаты… (с)

– Мы обсудим твои записи, когда ты ляжешь в больницу.

– Только так?

– Только так – улыбается. – Да, манипуляция, но с тобой же невозможно по-другому!

В психиатрической больнице хорошо то, что там все свои. Не нужно притворяться. Не нужно быть весёлой и выдавливать из себя улыбку. Можно оставаться собой. Какой угодно, здесь видели всё. Никого не удивят твои странности, даже если они заключаются всего лишь в грустном лице и безнадёжных мыслях. Никто ни о чём не спрашивает. Никто не лезет в душу. За исключением врачей, конечно. Но им можно. Они почти свои. Но иногда чувствуешь себя недочеловеком. Кем-то вроде подопытного кролика.

Здесь все вежливые и замечательные, но это не свой родной дом. С нами все носятся, интересуются самочувствием, зовут на завтрак (обед, ужин), дают таблетки и всё такое, а грустно всё равно. И никто в этом не виноват. Просто хочется побыстрее сбежать домой. А мне с дисморфофобией сбежать хочется особенно сильно. Потому что ужасно не комфортно с чужим светом, чужим зеркалом, с чужими людьми. А с теми, кто стал мне ближе и роднее, не комфортнее вдвойне, потому что они мне больше нравятся. Я их больше стесняюсь и даже думаю, что они и отношение своё ко мне поменяют именно из-за того, как я выгляжу. Тут два варианта: жалость или отвращение. Может быть, всё вместе. И все эти варианты меня не устраивают. Только не надо говорить, что я полная дура. Сама знаю. Но разве от этого легче?

Первое время в больнице у меня не было доступа к вкусным и любимым блюдам, поэтому я немножко голодала. И я не думала, что буду ждать еды из столовой! Ну вы знаете, вся эта больничная, столовая еда. Не самая худшая, конечно, но тем не менее. А я ждала и даже гадала, что будет на обед. Хоть бы картошка и капуста. Голод не тётка. После долгого воздержания от сладкого, я, съев одну конфетку, почувствовала такое удовольствие, что у меня пошли мурашки по коже. Вот прям буквально. И я обнаружила, что это такой кайф: получать не сразу. Не по первому зову. Немного подождать, потом ещё немного и вдруг получить. То, что ждал. О чём мечтал и грезил. И, разумеется, это касается не только еды. Очень полезно иногда такое практиковать.

Каких-то особых перемен во время лечения я не замечала. Ну снизилась чуть-чуть тревожность, но кто знает, отчего это? Может, я просто адаптировалась за это время. К тому же, в стрессовой ситуации я всегда повторяю про себя, что это временно и готова пообещать себе всё, что угодно, лишь бы скорее вернуться домой. Я волновалась, что всё это не эффект лечения, а эффект стрессового состояния и что оно пройдёт, как только я окажусь в безопасном и комфортном для себя месте. А вот что у меня появилось точно – это энергия. Силы действовать. Но опять же действовать в направлении улучшения того, что мне в себе не нравится. Это не ушло. Сомневаюсь, что оно вообще может уйти, т. к. эта сверхценная идея никогда не покидала меня и всегда была ярко выражена. Говорят, она убирается или притупляется лекарствами и терапией. Что ж, посмотрим. Я очень стараюсь, но во мне пока мало веры. Радует одно: вера для этого и не требуется. Если лекарства помогают, они помогу в любом случае.

В больнице можно было ходить на массаж и в бассейн, но я не могла, ведь там нужно было раздеваться, а я и одетой-то себе не очень нравилась.

– Пойдёшь на водные процедуры и массаж?

– Нет.

– Я буду настаивать.

– А я буду сопротивляться.

– Ну хоть так развлечёмся.

А развлекаться хоть как-то надо было, потому что время тянулось медленно. Каждый день был днём сурка. Иногда я просто смотрела на часы и ждала, пока пройдёт ещё одна минута. Даже читать надоело. Но постепенно мне становилось лучше, я приспособилась даже быстрее, чем в первый раз и дни стали проходить более-менее быстро. С врачом мы обсудили мои записи, мне сделали курс ТМС (Мы воздействуем на определённую точку мозга, чтобы ты меньше тревожилась. – Ой, а я теперь тревожусь, потому что буду меньше тревожиться. Это же буду уже не я), подобрали новые препараты, которые не способствуют поправлению, и я выписалась, продолжая лечиться амбулаторно.

P.S. Я никогда не дарю подарки тем, кто мне не нравится. Но есть люди плохие, а есть просто вредные. Последним можно и уделить внимание. Тут у нас в столовой работает женщина, на которую многие жалуются за то, что она ругается. Да, есть такое. Такая несколько грубоватая женщина. Не самая вежливая. Но она не плохая. И сама, наверное, не в восторге от своей ругани. Так я вижу. Посмотрела я на это всё, да и подарила ей конфеты и малину. Она сначала ничего не поняла. Несколько раз спросила «зачем это?» И так удивилась, что даже забыла сказать «спасибо». А потом (может, мне кажется, конечно) стала добрее. Иногда всё равно ругается, но уже больше с улыбкой и юмором. Без надрыва. А всего-то мелочь: конфеты и ягоды. Не ругайтесь с людьми. Вместо этого дарите им что-нибудь приятное. Но и не ждите, что они изменятся. Дарите искренне и честно, не ожидая ничего взамен. И тогда… тогда ничего, возможно, и не случится. С ними. Но вам в любом случае станет чуть-чуть теплее.