– Свои! – не веря глазам, прошептал Иван.

И ощутил не радость, а полное опустошение.

Их разоружили и отправили в пункт сортировки – как и всех, выбравшихся своим ходом из окружения. Командование не без оснований полагало, что среди окруженцев немало трусов, дезертиров, а то и диверсантов. Поэтому в лагерях работали, не зная отдыха, группы особистов.

Допрашивали чекисты дотошно, пытаясь поймать на противоречиях. Сравнивая показания. Некоторых бойцов после такого расследования увозили, и судьба их была неизвестна.

На первый допрос Ивана привели в кабинет в дощатом здании. Там он увидел своего полкового особиста Сергея Рубана. В том произошли разительные перемены. Если раньше он походил на заезженную лошадь, то война взбодрила его, и теперь это был боевой конь. Глядя на него, очень даже верилось, что в Гражданскую он в отчаянных конных атаках с шашкой наголо бросался на беляков.

– А я в тебе не ошибся, лейтенант, – сказал он, пододвигая к Ивану стакан с чаем. – А теперь давай поподробнее, как все было.

Иван рассказал все, ничего не утаивая, расставляя по полочкам с военной дотошностью. И узнал от особиста, что, задержав немцев, его подразделение дало возможность полку в последний момент воссоединиться с дивизией и с относительно небольшими потерями выйти из окружения.

– Как же так получилось, Сергей Протасович? – вздохнул Иван, от обилия чувств назвав особиста по имени-отчеству. – Как мы пропустили такой удар?

– Как? У нас три беды – головотяпство, некомпетентная самонадеянность и предательство. Ты человек, можно сказать, свой, поэтому тебе скажу. Мало мы командование армейское чистили. За два дня до войны был приказ Москвы о приведении войск в высшую боеготовность. И что? Западный округ – вся авиация в пределах досягаемости немецких бомбардировщиков. Личный состав расслаблен. Танки в ста километрах от горючего и снарядов, в результате значительную часть бронетехники просто бросили. Вот оно, головотяпство. Война на чужой территории – такая была концепция. Что это? Самонадеянность. Ну а то, что с первыми выстрелами летчики наши перелетали к немцам. Что начальник укрепрайона, аж целый генерал, собрал чемоданы, и мы его до сих пор ищем. Это что? Предательство. Командующего округом Павлова не зря расстреляли.

– Поделом, – жестко произнес Иван.

– Плохо, что предателя того, Сасько, ты не пристрелил. Нельзя их жалеть, лейтенант. Нельзя. Это такие твари – только дай им волю, они тебе со спины на загривок прыгнут… Не взыщи, проверим тебя. Чин по чину. Так положено.

– Я все понимаю.

Мурыжили окруженцев недолго. Тех, кто успел побывать в плену и вернулся, – гораздо дольше. Каждому раздавалось по заслугам – кому штрафные роты, кому новые войсковые части или пополнение воюющих дивизий, потери в которых были страшные.

Ивана определили в пополнявшийся стрелковый полк. С ним он и продолжил отступление под никак не теряющим мощь напором немецких войск.

Слезами измеренный чаще, чем верстами,

Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:

Деревни, деревни, деревни с погостами,

Как будто на них вся Россия сошлась.

Такие необычно точные стихи напишет позже Константин Симонов про эти дни. Дождливая осень. Грязь. И отступление.

Войска оставляли большие и малые города, селенья, деревни, безымянные высоты. Иван чувствовал, будто от него отрывали куски плоти. Это была родная земля, на которую ступала тевтонская железная пята. На ней оставались русские люди.

Время от времени сорок пятая стрелковая дивизия закреплялась на позициях и давала бой. Заканчивалось это тем, что немецкие танки под прикрытием отлично обученной пехоты взламывали в слабых местах ее оборону, и, избегая окружения, дивизия снова отступала.

Танки. Проклятые немецкие танки. Как же Иван ненавидел их. Новая война будет войной моторов – так говорил Сталин. Но пехоту к борьбе с танками готовили слабовато. Солдаты как огня боялись железных махин. Это был главный ужас 1941 года – прущий на тебя стальной гигант.

У Ивана укреплялось какое-то болезненное желание – стирать с лица земли танки. Дальнейшая судьба войны зависела от того, научится ли армия уничтожать монстров с проклятыми крестами на башнях.

Будто кто-то услышал мысли Ивана. Его вызвали в штаб полка, и начальник штаба примерно теми же словами обрисовал ему ситуацию:

– Мы должны учиться бить танки. Создаются специальные подразделения истребителей танков. Дело опасное. Нужны добровольцы.

– Я согласен.

Так Иван стал командиром специального взвода бронебойщиков. Где гибель была не меньше, чем в войсковой разведке.

Ивана и верного ему сержанта Богатырева вывезли в тыл на краткосрочные курсы. Пришлось глубже осваивать только что появившееся в войсках оружие – противотанковое ружье Дегтярева. Поначалу не верилось, что пулей калибром 14,5 миллиметра можно пробить броню монстра.

– Не бояться, знать уязвимые точки и бить прямо в них – и вы увидите, как хорошо и красиво они горят! – учил бронебойщиков майор-наставник с обожженным лицом. Он говорил о танках со злым блеском в глазах – видимо, у него тоже были с железными хищниками свои кровные счеты.

Боевое крещение предстояло взводу принять под Москвой, в такие трескучие морозы, каких Россия не знала давно.

– Это последний рубеж, – с каким-то окончательным уверенным спокойствием произнес на построении замполит полка. – Дальше нам ходу нет. И немцу тоже ходу ну будет.

И вот противотанковый опорный пункт. Им руководил капитан артиллерии, ему были приданы истребители танков в лице взвода противотанковых ружей и стрелки-пехотинцы. Задача – расчленять массированные удары танковых соединений и уничтожать их по частям.

Сидя в окопе, Иван читал письмо матери: «На рожон не лезь, сынок, но и за чужие спины не прячься, чтобы стыдно нам за тебя не было. И прошу об одном – вернись. Ты и Чеслава – это вся моя жизнь».

Иван вздохнул. Он знал, как немного стоит сегодня эта его жизнь. И он готов ее обменять на стальную тушу танка, лишь бы не пустить его на улицы столицы.

Москва не собиралась сдаваться. Над городом реяли аэростаты. Жители копали окопы, устанавливали заграждения и противотанковые ежи, сваренные из рельсов. И шли в ополчение. Иван видел этих ополченцев – разношерстно одетые, плохо вооруженные, но на их лицах читалось твердое намерение защитить родной город. Они тоже были готовы умереть. Вот только как с такой военной подготовкой и слаженностью они будут противостоять отборным дивизиям вермахта и СС? Хотя и соломинка способна переломить хребет верблюду.

Текли часы в ожидании. И вот на окопы обрушился вал снарядов – немцы начали артподготовку. Казалось, в траншеях не осталось никого живого. Но в результате переклички Иван выяснил, что из его людей всего лишь трое раненых. Стрелки потеряли гораздо больше, но тоже не критично. Главное – все противотанковые орудия и ружья целы. Казалось чудом, что люди выжили под таким огневым валом. Но не первый раз Иван переживал это и знал, что никакая артиллерия не способна полностью уничтожить хорошо окопавшихся солдат.