была редкостная удача! Трудно передать «научный восторг», испытываемый, когда держишь в руках череп человека нового каменного века, который последним рассматривал основоположник твоей науки 140 лет назад.

Впрочем, очень скоро стало ясно, почему эти материалы не привлекли непосредственного внимания последующих поколений антропологов. Во-первых, очевидно, что авторитет Поля Брока был слишком велик, пересматривать вслед за ним материалы считалось плохой идеей. Пожалуй, только его младший современник Виктор Хорсли (1857–1916), нейрохирург и изобретатель современного трепана, отважился в середине 1880-х годов подвергнуть независимой экспертизе французскую коллекцию неолитических трепанированных черепов. Он хотел проверить концепцию Брока, исключавшую версию лечения вдавленных переломов свода черепа. Для этой цели он составил карту локализаций хирургических отверстий и пришел к выводу, что все они были приурочены к области вертекса, т. е. более или менее над моторным кортексом. Хорсли обратил внимание, что эта область головного мозга связана с происхождением особой формы конвульсий, известных как Джексоновская эпилепсия и вызванных травмами черепа (Horsley, 1888. P.101). В силу своей профессиональной специализации В. Хорсли хорошо знал, что вдавленный перелом в этой области приводит к болезненным ощущениям и, очень часто, к эпилепсии. Трепанация, произведенная древним хирургом, могла устранить эти симптомы. Впрочем, столь рациональное объяснение мотивации не имело тогда большого успеха у антропологов, поскольку он вторгся в их сферу деятельности, и, в том числе, у сэра Фрэнсиса Гальтона.

Во-вторых, препятствием для повторного изучения этих черепов стало их слишком раннее открытие. Значительная их часть происходит из раскопок друга и единомышленника Поля Брока П. Бартелеми Прюньера, которого археологом можно назвать с очень большой натяжкой, настолько он пренебрегал принятыми сегодня строгими методами планиграфической и стратиграфической фиксации находок на раскопках. Впрочем, судить его за это сложно, ведь в эти годы полевая методика археологии еще не устоялась.

А копал Прюньер, к сожалению, слишком активно, выкидывая все то, что не представлялось ему важным… Но именно он в 60-е гг. XIX в., занимаясь раскопками пещер и мегалитических гранитных дольменов в департаменте Лозеры, нашел свыше 200 черепов со следами оперативного вмешательства. Там же Прюньер обнаружил большое количество костных пластинок со следами полировки, вырезанных из человеческих черепов (с его подачи они фигурируют под названием rondelles – «кружки», невзирая на их истинную форму). Иногда они найдены внутри черепов, и, как отмечает автор раскопок, «не всегда эти пластинки происходят из данного черепа».

По счастью, раскопки близких по культурной принадлежности мегалитов в окрестностях Парижа производились спустя пару десятилетий профессионалами, которые все тщательно документировали. Например, археологический памятник «аллея Мюро или Грос Мурс» на Сене к северо-западу от Парижа был исследован под руководством сотрудника Музея естественной истории Рене Верно в 1888 г. Удалось установить, что камни для строительства этого мегалитического сооружения были доставлены из ближайшего карьера на расстоянии 4 км. Камера, длиной 9,72 м и шириной 210–170 см, высотой до 160 см, была покрыта пятью кровельными камнями, «столами». Сообщалось, что плита справа от входа имеет необычное естественное образование с галькой в форме сердца или груди. Археологи предполагали, что эта «декоративная» деталь играла роль в местном культе богини-матери. Погребальная камера была доверху заполнена скелетами, лежавшими без видимого порядка. Общее число захоронений оценивается свыше 60 человек. Погребальный инвентарь неолитических земледельцев включал кремневые орудия, семь полированных топоров, стрелы, два скребка, ножи типа Grand Pressigny, костяные проколки, нож из рога оленя, каменную подвеску, перфорированные раковины. Комплекс относят к поздненеолитической культуре Сены-Уазы, бытовавшей в период 3000–2400 (2200) лет до н. э.

Новое описание трепанированных черепов из «коллекции Брока» было опубликовано в отдельной книжке (Медникова, 2018). Выяснилось, что медицинские показания к трепанациям у представителей этого круга археологических культур были, мягко говоря, неочевидными, хотя масштабы оперативного вмешательства носили радикальный характер.

Было обследовано две категории объектов: трепанированные черепа и костные пластинки (rondelles).

Первый сюрприз преподнесли загадочные rondelles (Рис. 29). Впрочем, уже в XIX веке их иногда называли амулетами, предполагая, что неолитические жители Франции носили их с собой в качестве оберега. Правда, тогда не очень понятно, как они попадали в места погребений строителей мегалитов.

Рис. 29. Большинство загадочных rondelles вовсе не были круглыми пластинками. Пластинка, обнаруженная Прюньером при раскопках в департаменте Лозеры, была вырезана из черепа сорокалетней женщины. Задолго до смерти ей было сделано две операции, края отверстий полностью зажили. На правой теменной кости – полуовальная вырезка с хордой 56,76 мм. На левой теменной кости отверстие располагалось симметрично. Его трепанационный край сохранился меньше. Хорда – 29,50 мм.

Но среди них обнаружились очень интересные экземпляры. Даже рассматривая отдельно найденные пластинки, можно определить, кто был обладателем черепа – взрослый или ребенок, мужчина или женщина, старый или молодой человек.

Самое удивительное: оказалось, что грани некоторых пластинок – это зажившие края трепанационных отверстий, выполненных за годы до смерти! То есть «кружки» не были побочным продуктом операции, когда извлеченный фрагмент сохранялся для ритуальных целей. Нет, это был еще более сложный обряд, в котором из черепа «пациента», оперированного за годы до смерти, после его кончины со всем тщанием извлекался фрагмент, прилегавший к трепанации.

Очень любопытный «артефакт» был изготовлен из черепа молодой женщины (коллекционный номер пластинки 26 794). Задолго до смерти она стала носительницей двух трепанационных отверстий симметричных очертаний, но затем при ее погребении был вырезан фрагмент свода черепа в области стреловидного шва в форме наконечника, где расходящиеся грани – края заживших полностью трепанационных отверстий.

Этот и другие случаи служат подкреплением версии о стройной цепочке заранее спланированных операций, точнее, можно сказать, ритуальных превращений. Проводил ли их один и тот же человек? Или прижизненные операции выполняла одна категория избранных (жрецов?), которая к тому же, по-видимому, была существенно старше оперированных? Значит ли это, что амулеты после смерти трепанированных людей вырезали совсем другие жрецы (учитывая продолжительность жизни в ту эпоху, многие знахари, проводившие операцию за годы до смерти «пациента», могли давно скончаться)? И думал ли первый оператор, вырезавший в своде черепа отверстия в определенных местах и определенных очертаний, какой формы амулет потом будет изготовлен?

Наконец, какова была функция этих, явно сакральных предметов, некоторые из которых, несомненно, несут следы лощения и окраски красным пигментом, возможно киноварью (например, из Лозеры на юге Франции или из Мюро в парижском регионе)? Что происходило с rondelles перед тем, как их помещали в дольмены, иногда в черепа к другим людям? Безусловно, лакуны в реконструкции этого сложного обряда останутся всегда.

Теперь собственно о трепанированных черепах из коллекции Брока. Многие случаи трепанаций очень красноречивы сами по себе, и прослеживаемый «почерк оператора» на разных археологических памятниках