Там и лес, и речка, и своя лодочная база. Миша сообщил, что он там проводил каждое лето начиная с восемьдесят шестого, и что фамилия директора базы была Карпук.

После этого Миша, замыкая шествие, каждую минуту на разные лады восклицал:

— Карпук!

То весело, то настойчиво, то ожесточенно. Девочки начали уже переглядываться. Но Миша заметил, что никто не смеется, и перестал. Он хотел поделиться историей про Шолуденко. За высоким бетонным забором депо виднелась крыша старой электростанции.

— Вы знаете, — сказала Кира, — она описана у Булгакова в «Белой гвардии».

Ой, правда? Миша тут пять минут назад призрака получается встретил, а ты со своим Булгаковым! Миша шагал позади уже молча и мрачно, всё больше отставая. Еще чего доброго о репетиционной базе разговор заведут.

И таки завели, и в самом метро, перекрикивая шум вагона, обсуждали вовсю.

— Когда мы сможем прийти посмотреть помещение? — важно спрашивала Нюта. Миша играл желваками. Посмотреть помещение. Вроде у тебя есть выбор. Дураки. Не будет у вас никакой группы. Собирались полторы калеки, собираете с миру по нитке.

— Погоди, — кричал кто-то внутри Миши, — Это всё потому, что тебя озаботили сараем? Но ты же сам вызвался. Так злись на себя.

— Я не вызвался, — отвечал другой Миша, — Меня вынудили. Само собой слетело.

— Тогда зачем ты согласился участвовать в группе вокалистом?

— Захотелось. Могу и обойтись. Мне всё это вообще не нужно.

— Ездить мне далековато, — неуверенно отозвалась Шура. Нюта и ее пригласила в группу.

— Да и я ни петь, ни играть не умею…

— А стихи? Нам нужен поэт-песенник. У меня с поэзией туго — и это общепризнанный факт. У Киры тоже. У Миши?

— Миша прозаик, — ответил Миша.

— Я тоже прозу в основном пишу, — сказала Шура.

Нюта вдруг обратилась к пассажирам:

— Граждане пассажиры, внимание! Вместе с вами в одном вагоне едут два молодых, начинающих писателя, которые в будущем станут классиками.

— И даже попадут в школьные программы, — добавил с улыбкой Миша.

— Вот, прозвучало пророчество!

И скоро, на Арсенальной, эскалатор нес их наверх, а позади одна за другой оставались лампы, похожие на огромные свечи. Наверх, к Зеленке. А как же мы назовем группу? Всё группа да группа.

— Господин Пуго! — предложила Нюта.

— О, классное название, — Кира согласилась. Она тоже читала Шурыны рассказы.

И как всё успокоилось и стало ясным с названием. То они раньше спорили, вернее, каждая говорила, что надо подумать, а потом предлагала новый вариант. Но сейчас стало очевидно, что название должно рождаться словно ребенок, сразу, не в долгих мучениях. Господи, чего только не возникало в разговорах. Нюта выдавала названия с хитрецой, после мудрствования. И сама же потом их ниспровергала. Чижи-Пыжи — вторично, Упаковщики нот — кто на такое пойдет? Названия Киры были еще хуже. Гремучая смесь, Граммофон, Клондайк надежд.

А Господин Пуго, во-первых, необычно и звучно. Во-вторых, имеет литературную основу. И пока девочки кивали, осознавая важность литературной основы, эскалатором несомый рядом Миша надул губу, ему название не нравилось, а в голове одно за другим возникали другие, замечательные — Носки, Понос, Блевота. Надо делать панк!

Их выносило к свету, а значит, Зеленка была всё ближе.

Глава 14

Днем калитка усадьбы Гнутовых скрипнула, и случилось редчайшее событие — Миша со своим дядей Андреем отвели в сторону, противостоя траве и холмикам земли, створку ворот.

Затем во двор въехал «Запорожец» темно-зеленого цвета, такой чистый, такой вылизанный, что казалось — это самая передовая машина в стране. Из нее вышел бородатый человек в свитере, и поднял спереди багажник. У «Запорожцев» багажник ведь там, где у других капот. Стал доставать оттуда металлические палочки, реечки. А на крыше «Запорожца» был закреплен, свернутым, большой — почти в рост человека — лист алюминия.

Андрей представил гостя Татьяне и Мише:

— Вот и Борис Георгиевич.

— Просто Боря, — заулыбался тот и снял с головы вязаную шапочку. Лысина с обрамлением седых волос. Сразу видно физика.

С помощью Миши освободили алюминий и затащили его в дом. В главной комнате, за чаем из настоящего самовара, пошел долгий разговор.

— Ты, Миша, — сказал дядя Андрей, — Всё равно ничего не делаешь, вот тебе выпала честь принять участие в настоящем научном эксперименте.

— Ты слышал что-нибудь о зеркалах Козырева? — спросил Мишу Боря.

— Нет. Только о люстре Чижевского. Мы с дядей изготовили несколько штук.

— Помнишь, я говорил? — Андрей бросил Боре, потом спросил сестру:

— Кстати где они?

— Как где, лежат в сарае…

— Ну зачем же? Сырость!

— Так возьми к себе домой.

— У меня есть. Я для вас старался.

— Друзья, друзья, — Боря поднял руку.

Лист алюминия будет скручен в конус, и надежно помещен в деревянную раму. Внутрь положат матрац. Задача Миши — ежедневно туда заползать, погружаться в это особое поле, воспринимать и вести дневник наблюдений.

— Как Лилли в своем герметичном баке? — перебил Миша.

— Там другой принцип, — ответил Боря.

— А почему именно здесь, именно у нас? — спросила Татьяна.

— А здесь начинается самое интересное, — Боря налил себе еще чашку чаю.

И тогда Гнутовы узнали о своей усадьбе и окрестностях многое ими неведанного. Конечно, каждый имел смутное представление, что на одном из соседних участков есть вход в давние Зверинецкие пещеры, и что сравнительно недавно их изучали археологи, а до этого прямо над подземным коридором стояла будка сортира. Сейчас в пещеры понемногу, по лестничке в обычной частной усадьбе, водят паломников, ну и Миша вычитал в справочнике про многочисленные скелеты, найденные в этой пещере в неестественных позах, «свидетельствующих, вероятно, о какой-то трагедии».

Но Боря говорил о временах более далеких. Начал он с того, что Зверинецкие пещеры не были известны до конца девятнадцатого века вообще. О них молчали летописи, жития святых и документы монастырских землевладений. О них не знали верующие паломники. До конца девятнадцатого века входы в пещеры были засыпаны.

И вот в 1882 или 83 году, однажды на рассвете дня, повитуха Матвеенкова — пожилая жительница улицы Ломаковской, ныне Мичурина, в полусне заметила, как с неба упала радуга, и земля в одном месте склона с гулом провалилась. В полдень, сосед Матвеенковой, местный художник Зайченко, возвращался с товарищем из Ионинского монастыря, что теперь входит в территорию ботсада. Зайченко тоже заметил провал, вместе с приятелем его расчистил и спустился внутрь, где, освещая себе путь свечей, минут пятнадцать исследовал длинный коридор, полный черепов, костей и неистлевших остатков одежды. Спускалась туда и Матвеенкова, видела каморки в стене, в каждой лежало по два скелета головами ко входу. Были Матвеенковой,