– Ну что, мы встретимся?

– Нет.

– Ты зануда, Трамонтана.

– Да пошёл ты.

Нико выключил телефон.

Он включил его лишь через час. Всё это время он разглядывал стену, на которой осталась единственная чёрная метка, которую он нарисовал в тот день. На самом деле даже не метка, а клякса – пятно, которому не хватило смелости разрастись по стене.

Н и к о: Клаудия…

К л а у д и я: …

Н и к о: Клаудия, это я…

К л а у д и я: …

Н и к о: Трамонтана…

К л а у д и я: …

Н и к о: Клаудия…

К л а у д и я: …

Н и к о: Клаудия…

Она ведь написала это.

«Я его люблю».

Она написала в своём проклятом дневнике: «Пусть все говорят, что он чокнутый. Мне всё равно». Это означало, что она не могла его бросить, верно?

Папа и мама разговаривали на кухне. До Нико доносились обрывки слов. Он встал, закрыл дверь и сел на пол. Он просидел так час или два. В голове была пустота. Голоса родителей струились по лестнице и обрушивались на закрытую дверь.

Нико бросил взгляд на маркер, который лежал на полу рядом со шкафом. Когда он в последний раз держал его в руках? Вчера или позавчера? Он не помнил. Нико долго смотрел на него, словно умоляя о чём-то. Наверное, нужно было снять колпачок и потереть стержень. «Привет, я джинн, я исполню любое твоё желание. Что? Ты хочешь назад Клаудию? К сожалению, ваш запрос не может быть выполнен, повторите позже». Нико даже не закрыл маркер. Он бросил его со всей силы в стену, и кончик сломался, как стрела, разбившаяся о слишком жёсткое сердце. Маркер отскочил от стены и вернулся к тому, кто его бросил. Всё, что осталось, – клякса на стене и маркер со сломанным стержнем.

– Нико?

Голос мамы доносился как будто из другого мира.

«Отстань, мам, не трогай меня».

– Нико…

– Оставь меня, мама.

– Ты не поешь с нами?

«Поешь? Сколько времени?»

– Нет, мама, я не голоден.

– Нико, я беспокоюсь.

Нико улыбнулся и закрыл лицо руками.

– Нико…

– Оставь меня, ладно?

«Уходи, мама. Прошу тебя, уходи».

– Нико…

– Чёрт! Мама!

Тишина. Нико услышал шорох за дверью и увидел, как опустилась дверная ручка.

Нико резко вскочил.

– Уходи, мама! Уходи!

Он ударил руками по двери, вытолкнув маму в коридор.

– Уходи! Уходи!

Нико продолжил бить руками по двери. С дверного косяка посыпалась белая пыль. Он услышал рыдания мамы и шаги папы, который увёл её вниз. Нико стучал до тех пор, пока не устал. Тогда он снова сел на пол. Его руки покраснели и горели, горело сердце, горел гнев. Он закричал и бросился на стену.

Удар кулака пришёлся по дверце шкафа. Нико почувствовал вспышку боли. Дерево хрустнуло, занозы впились в руку, и горячая кровь потекла по запястью.

– Нико!

Он услышал, что в комнату вбежал папа.

– Нико!

Папа схватил Нико обеими руками. Нико закричал, вырвался, но папа снова схватил его.

– Хватит, Нико, хватит.

Папа держал его за запястье. Нико закричал и толкнул его в окно, которое едва не разбилось от сильного удара.

– Хватит, Нико! – закричал папа. – Ты почти потерял эту руку, ты что, забыл? Не помнишь, как разбил окно в машине?

Он схватил Нико за запястье, на котором остались царапины и следы швов, и поднял кисть руки так, чтобы Нико увидел, что он почти потерял.

– Окно в машине? О чём ты говоришь, папа?

– Ты что, забыл, как оказался в больнице?

– В больнице? Но это же был не я, папа… это был волк… Та тварь разбила окно.

Папа замер и уставился на Нико.

– Какой волк, Нико? О чём ты говоришь?

«Какой волк? Что значит „какой волк“?»

– Какой волк, Нико? О чём ты говоришь?

– О том волке, папа! Который разбил окно и веранду! Который чуть не убил маму!

Папа отпустил руку. Нико дёрнулся и сполз по стене на пол. Он видел, что папа смотрел на него так, словно видел впервые.

«Почему ты так смотришь, папа… какого чёрта ты так смотришь?»

– Нико, – наконец сказал он. – Не было никакого волка… – Папа сел на корточки и взял Нико за руки. – Не было никакого волка… это ты разбил окно… кинул стол. И мама… она…

Нико окаменел. Он попытался сделать вдох, но у него не получилось.

– Нико…

Он обхватил шею обеими руками. Перевёл взгляд на папу, который молча смотрел на него. Ещё раз сделал вдох открытым ртом, и на этот раз воздух проник в лёгкие, как волна цунами.

Нико закричал и выбежал из комнаты.

– Нико, стой!

Папа догнал его и прижал к себе. Нико попытался вырваться. Он размахивал руками, и удары приходились по лицу папы, по шее, по голове, но папа прижал его к стене. Папа открыл дверь в спальню, затолкал Нико внутрь и закрыл дверь таким ударом, что со стен посыпались рамки с фотографиями.

Затем папа подбежал к лестнице и что-то крикнул. Нико услышал, как плакала мама. Папа велел ей уйти в другую комнату. Всё это время Нико колотил по двери, которая хрустела от каждого удара, но папа навалился на неё, чтобы Нико не вышел.

Темнота, слёзы, гнев, сводящий с ума. Нико кричал до тех пор, пока не выдохся. Затем он успокоился и замолчал. Он сел, прижавшись спиной к двери. Тишина. Его дыхание. И дыхание из темноты, которое постепенно сливалось с его дыханием.

Нико даже не поднял головы. В этом не было необходимости. Нико и так знал, что он там. Чёрный волк в самом тёмном углу запертой комнаты.

Нико не шевелился. Волк вышел на свет, который узкой полоской пробивался из-под двери. Он подошёл к Нико так близко, что до него можно было дотронуться.

– Нико…

Папа прислушался.

Нико тихо рыдал.

Папа открыл дверь, и в комнате стало светло.

– Нико, – сказал он, опустившись на колени перед сыном. – Всё будет хорошо. Всё будет хорошо.

Нико повернулся и прижался к нему лицом.

– Всё будет хорошо, Нико, – повторял папа. Он медленно гладил его по голове, перебирая волосы руками.

Всё будет хорошо.