— А среди твоих ребят, наоборот, болтуны появились, — добавилГиви Кобахидзе, обращаясь к Бурнакову, — если не суки.

— Выражайся яснее, — встрепенулся тот.

— У меня три провала было.

Трижды моих людей ловили, когда они свой товар сюдапривозили, — огрызнулся Гиви, — и все три раза о товаре знали твои люди. Акогда я попросил Матюхина принять товар, все прошло благополучно.

— Ты думай, о чем говоришь, — шумно задышал Бурнаков, — тылучше среди своих поищи, может, там кто-нибудь решил с «мусорами» снюхаться?

— Я своих людей знаю, — гордо возразил Гиви, — если сукунайду, убью. Они это знают.

— А мои, значит, подумают! — закричал Бурнаков бабьимвизгливым голосом. — Ты моих ребят не знаешь! Кто ты такой, что ты такговоришь?!

— Я знаю, что говорю! — заорал в ответ Гиви.

— А я говорю, что и среди моих людей все чисто! Ты в другомместе поищи, почему у тебя товар пропадает.

Кадык Гиви взметнулся несколько раз вверх. Ему всегдаказалось, что все намекают на его недавнее прошлое, когда он был одним изосведомителей КГБ.

Впрочем, это для вора было не так страшно, как бытьпособником милиции. КГБ считался оплотом государства, и помогать такойорганизации, по непонятной логике многих преступников, было даже почетно.Очевидно, истоки этой логики нужно искать в традициях сталинских лагерей, когдапопадавшие туда заключенные делились на несколько категорий. Самые опасные ипрезираемые, разумеется, были политические, которых одинаково ненавидели иохранники, и воры. Матерые преступники, убийцы, насильники, воры считалисьменее опасными, чем учительница, посмевшая хранить дома запрещенные книги, илифилософ, осмелившийся в своих лекциях упомянуть забытые имена, или историк,честно рассказавший историю гражданской войны.

Такие традиции нашли свое отражение и во всех уголовныхкодексах славной Страны Советов. За хозяйственные преступления расстреливалибеспощадно, а за убийство или грабеж могли дать не больше десяти лет. Это былаполитика государства, когда преступления против строя карались гораздо строже,чем преступления против конкретных людей.

Именно поэтому, зная, что Гиви Кобахидзе был в свое времяосведомителем КГБ, его принимали в преступном мире, считая, что он не запятналсвое воровское ремесло, «честно» рассказывая контрразведчикам об интересующихих иностранцах, торгующих валютой и наркотиками. Но некоторая ущербность вподсознании Гиви все-таки оставалась.

— Опять, — поморщился Матюхин. — Потом выясним всеотношения. У нас работа впереди.

— Он первым начал, — зашипел Бурнаков.

— Я про тебя говорил или про твоих людей?

— Все! — прервал Матюхин. — Кончайте ваши разговоры.

Словно услышав его слова, в комнату вошел один из его людей.

— Посланцы прибыли, — коротко доложил он, — с Кавказа.

— Наконец-то, — обрадовался Матюхин, — давай зови их.

Через три часа автомобиль Бурнакова — серебристый «Мерседес»— подъехал к одному из домов, завернул во двор. Впереди сидели телохранитель иводитель Бурнакова.

— Подождите меня здесь, — сказал, тяжело вылезая изавтомобиля, Бурнаков.

Телохранитель равнодушно кивнул. Они знали о единственнойстрасти хозяина, коллекционировавшего красивых женщин. Бурнаков оглянулся ивошел в подъезд, прошел к лестнице и, тяжело отдуваясь, поднялся на второйэтаж. Оглянувшись еще раз, позвонил.

Дверь открылась сразу. Бурнаков вошел в квартиру.

— Сыро тут у вас, — сказал, морщась.

— Ничего, — ответил ему веселый голос невысокого человекалет пятидесяти, — проходи в комнату.

Бурнаков прошел и тяжело опустился на стул, который жалобнопод ним заскрипел.

— Грязно тут, — неодобрительно прошипел Бурнаков.

— А жизнь вообще грязная штука, — снова засмеялся хозяинквартиры. — Что нового? Провели ваше совещание?

— Провели, — кивнул Бурнаков, — Матюхин сказал, что говорилсо своими друзьями в Германии. Вернее, со своим связным. Это Перлов, тот самый,о котором я рассказывал.

— Это я помню, — кивнул собеседник. — Что дальше?

— Он говорил об их просьбе. Они готовы заплатить по стотысяч долларов, но чтобы двоих людей устроить на работу в местные органы. Там,на Кавказе.

— Сколько они хотят заплатить? — осторожно переспросилхозяин квартиры.

— По сто тысяч, — подтвердил Бурнаков, — я сам вначале неповерил. Но Матюхин говорит, они согласны на все. Но только чтобы обязательнообоих устроить на работу.

— Их имена, фамилии известны?

— Я не спрашивал. Было слишком опасно. Один из них грузин.Его уже устроили в управление охраны. В Тбилиси. Он раньше там работал, нопотом переехал в Минск, а теперь его нашли и вернули в Тбилиси. Второй —азербайджанец. Он много пил, и его выгнали из органов милиции. Сейчас егоустраивают в Управление внутренних дел Баку.

— Понятно, — кивнул хозяин, — постараемся найти. Но почемузарубежные друзья так интересуются именно ими?

— Не знаю. Они сказали, что заплатят по сто тысяч долларов,и больше ничего. Матюхин обещал потом все узнать и нам объяснить.

— Ладно, — хозяин почесал подбородок, — что-нибудьпокумекаем. Спасибо за информацию.

— Не за что. — Бурнаков встал, направился к выходу. Потомобернулся:

— Ты бы хоть место поменял, Михеев, а то мои ребятаподозревать начнут.

— Не начнут, — усмехнулся Михеев, — твои ребята привыкли кэтим визитам. А насчет квартиры ты прав. В следующий раз встретимся в другомместе, в Измайлове. Будешь туда ездить.

— Ладно, — вздохнул Бурнаков.

— Подожди, — остановил его Михеев. — Твой груз разрешилипропустить без досмотра. Черт с тобой, говорят, пусть богатеет Бурнаков.

Бурнаков расплылся в улыбке. Его маленькие поросячьи глазазасияли от удовольствия.

— Вот спасибо! — сказал он. — За это спасибо.

— А ты должен держать всю ситуацию под контролем, — напомнилМихеев, — особенно с этими офицерами. Постарайся узнать еще что-нибудь о них. Ио зарубежных друзьях Матюхина тоже узнай.

— Ладно, — кивнул Бурнаков, выходя из квартиры. Бывшийначальник уголовного розыска майор Михеев уже несколько лет находился напенсии. И последние два года был одним из руководителей опорной сетиосведомителей ФСБ.

Среди его агентов был и один из самых крупных преступныхавторитетов Москвы — Бурнаков. Взаимные услуги мафии и контрразведки помогалиобеим сторонам иметь нужную информацию. Сотрудничество было взаимовыгодным иполезным. После ухода Бурнакова Михеев подошел к телефону. Набрал номер, незабыв включить дуплексный телефонный преобразователь, шифрующий его разговор ине позволяющий постороннему подслушать.