Разгоряченная Ирка едва замечала, что произносит это вслух.Антигон наблюдал за упражнениями Ирки с одобрением. Под конец он дажезакудахтал от удовольствия, как курица.

– Вот это я понимаю: ненависть! Когда такая ненависть, так илюбви никакой не надо! – ободряюще трещал кикимор, оттягивая свои чешуйчатыеуши.

Опомнившись, Ирка остановилась и мысленным приказомзаставила копье исчезнуть.

– Вот это дело! А то «устала», «сдаюсь»! – торжествовалАнтигон.

– Ты ничего не слышал и не видел! – веско сказала онакикимору.

Повторять не пришлось. Кикимор понимающе зевнул.

– Да? А что произошло-то? Я только что проснулся.

– Спи дальше!

Внутри деревянного вагончика было тепло, но не столькостараниями железной печки, в которую Ирка, имитируя трудовую деятельность,порой подбрасывала полено-другое, сколько заботами Багрова. Как-то, еще впервые декабрьские морозы, он явился и с таинственным видом промазал щели врассохшихся досках белой жижей из банки.

– Теперь не замерзнешь! – сказал Матвей.

– Только не спрашивай меня, что это было, а то у тебя на всюжизнь пропадет аппетит! – подражая его голосу, передразнила Ирка.

Багров ухмыльнулся и посмотрел на нее так серьезно иодновременно так лукаво, что Ирка поняла, что недалека от истины.

– Что да, то да. Лучше не спрашивай, – подтвердил он.

Не успела Ирка подумать о Багрове, как скелет летучей мыши,подвешенный к потолку и используемый в качестве датчика некромагии, внезапнозапрыгал всеми сочленениями.

– О, вот и он – наш дорогой и единственный! Не к ночипомянуть, а ко дню! – сказал Антигон. Он всегда так отзывался о некромагах.

И действительно, не прошло и минуты, как кто-то оченьзнакомо постучал в люк, – дверь в обычном представлении в «Приюте валькирий»отсутствовала. Лишь деревянный люк, в который можно было подняться по канату.

Ирка открыла. В «Приют валькирий» забрался Багров. Он всегдавскальзывал легко, точно уж, хотя Ирка ни разу не видела, чтобы онтренировался. Если, конечно, не считать тренировками ежедневные упражнения вфехтовании и возню со всякого рода снадобьями.

– Привет! – сказала Ирка.

Матвей вскинул на Ирку темные, без блеска глаза, и сзамедлением моргнул, удержав внизу пушистые ресницы. Только он один умел такздороваться глазами. Ирка пыталась как-то научиться перед зеркалом, но осталасьнедовольна. Чего-то главного не хватало. Может, непоколебимого спокойствия инеподражаемого внутреннего достоинства, которого в Багрове было столько, чтохватило бы на троих?

– У тебя там тоже идет снег? – спросила Ирка.

– Теперь везде снег, – коротко ответил Матвей.

Он поселился в сарае лодочной станции в Серебряном Бору.Ирка была у него дважды. Багров ночевал в старой лодке. Пол в сарае был густопосыпан опилками, в которые нога проваливалась до середины голени. Над лодкоймерцал вечерами загадочный фонарь с разноцветными стеклами, подвешенный кпотолку на веревке.

– Снег будет идти каждый день, с короткими перерывами, покагород совсем не заметет. Думаю, через неделю все одноэтажные дома вообщеисчезнут, – продолжал Багров.

Он говорил спокойно, не придавая большого значения словам.Заметно было, что не это занимает сейчас его мысли.

– Откуда ты знаешь? – подозревая шутку, спросила Ирка.

С Багровым никогда нельзя было сказать наверняка: шутит онили серьезен.

– Я рассмотрел одну из снежинок. Она необычной формы. Есливглядеться, заметно, что кристалл имеет совсем другое строение. Это магическийснег.

– Но снегопад послан светом? – спросила Ирка.

Ей не верилось, что такой радостный, такой до сказочностипушистый снег может иметь отношение к мраку. Багров медленно покачал головой:

– Не совсем… Снег вызван каким-то артефактом, вероятнеевсего.

– Каким?

– Не знаю. Я лишь предположил, – сказал Багров, неотрывно иодновременно точно с легким опасением глядя на Ирку.

Какое-то время Ирка недоумевала, что же такое с Багровым,как вдруг память ее выдала мгновенную вспышку. В прошлый раз, перед тем какуйти, Матвей сказал вскользь:

– Ты должна ответить: любишь меня или нет. Подумай хорошо,все взвесь и скажи в следующий раз, когда я появлюсь… Я не буду торопить!

И хотя «скажи в следующий раз» и «не буду торопить» явнопротиворечили друг другу, Ирка тогда уже почувствовала две вещи: что некромагволнуется, хотя и скрывает это, и что все-таки придется дать ответ, хотя онапредпочла бы не спешить.

Умный Антигон, что-то унюхав, быстро выскользнул из «Приютавалькирий».

– Бедный, старый и больной, я иду на мороз сгребать снег!..Нет, нет, не надо меня провожать и рыдать тоже не надо! Я знаю, что никому ненужен! Когда я замерзну, не забудьте пнуть мой хладный труп! – напомнил он,просунув в люк голову.

– Договорились! – сказала Ирка.

Кикимор разочарованно скрылся. Он обожал, когда егоотговаривают, упрашивают, жалеют, а тут «договорились!» и все дела. Никакойзеленки для уязвленного самолюбия! Было слышно, как Антигон забрался на крышу итопчется там, за отсутствием лопаты сгребая снег ластами. И не факт, что этобыло хуже.

Багров молчал, ковыряя ногтем каплю смолы на деревяннойстене.

– Ты ждешь? – тихо спросила Ирка.

Ирка не смотрела на Багрова, но почувствовала, что онкивнул.

– Моего ответа?

– Твоего положительного ответа! – поправил Матвей. Порой онстановился настойчивым, как Буслаев.

Ирка вспылила:

– Багров, тебе надо чаще читать словарь на букву «С»!

– Почему на «С»?

– Потому что слово «совесть» начинается с «с».

– «Сволочь» тоже начинается не с «у»… А сейчас, если несложно, давай ближе к теме! «Да» или «да-да?» Я бы предпочел «да-да-да-да!».

– Не спеши бодаться с асфальтоукладчиком. Тебе известно, чтотакое валентность? – спросила Ирка.