Матвей задумался. С химией он дружил очень дистанционно. Вте годы, когда он получал общее образование, великий Менделеев еще не принялстратегического решения родиться.

– Нет, неизвестно, – сказал он.

– Тогда я объясню совсем просто, как сама понимаю.Валентность – это когда химическое соединение нуждается в каком-то атоме,например, в атоме водорода. Оно как магнит притягивает его к себе, оно впоиске, оно жить не может без водорода и готово зацапать первый же атомводорода, который попадется на пути. Но когда элемент найден, валентностьзакрывается, и другой атом водорода – даже будь он в пять раз лучше – может столет стучаться в запертую дверь. Он не нужен, потому что пришел слишком поздно.ВАЛЕНТНОСТЬ УЖЕ ЗАКРЫТА. Понимаешь?

Багров внимательно посмотрел на Ирку.

– Прекрасная лекция! Но меня больше умиляет смысл. Когдатебе нужен был водород, пришел Мефодий, да? А я явился вторым и сейчас бодаюлбом дверь? – спросил он.

– Какое это теперь имеет значение? Валентность моей любвизакрылась раз и навсегда… Любовь – это вообще не для валькирий. Ты же знаешьнаши законы.

Лицо Багрова потемнело. Некромаги не признают препятствий.Они их просто не видят. Есть некромаг и есть цель. А все то, что между некромагоми целью – не более чем пять метров плохо проваренных макарон, которымипопытались связать спящего тигра.

– Чушь какая! «Сердце занято – сердце свободно». Тоже мне:магазин закрывается, приходите завтра! – сказал он с досадой.

– Ты не понял, Багров, я валькирия, – повторила Ирка.

Насмешливый выдох через нос. Победительный прищур. Нет, этоттип явно не остановится на полпути.

– Да что ты говоришь? Приятно познакомиться! Любовь не длятебя? Демагогический бред! На свете полно старых клятв, которые произносятсяпросто как дань традиции! Все плевать на них хотели! – заявил Багров.

– У валькирий нет клятв. У них есть законы, – напомнилаИрка.

– Думаешь, я не знаю законов валькирий? Про любовь тамсказано так, на всякий случай… В духе: первым делом – самолеты, а любовь этотак – фоновый рисунок рабочего стола. Пока не уберешь помойку в своей комнате,свадьбы не будет.

– Очень смешно, – сказала Ирка нервно.

– Смешно – смейся. Ты сама не знаешь себя так, как я тебязнаю!

– Очень мило. И что же ты обо мне знаешь?

– У меня нюх на людей… Даже не нюх: я просто их вижу. Всепорывы, все движения души. Ты не просто банальная валькирия, которая получилакопье и шлем, как новобранец автомат. Ты девушка с даром любви. Ты можешьтворить чудеса, когда полюбишь. Любовь удесятерит твои силы. Тебя никто неостановит: ни свет, ни тьма. Такие, как ты, рождаются крайне редко. Одна намиллиард, быть может.

– Одна на миллиард? Что-то как-то многовато нас, – сказалаИрка, пытаясь вспомнить, какова сейчас численность населения планеты. Каждаядевушка хочет быть единственной. Одна на миллиард – это уже не штучный товар.

Багров ковырнул ногтем смолистую каплю. Ирка вспомнила, чтоона тоже любит отдирать смолу от свежих досок и жевать ее, ощущая, каккрошечная капля касается языка, зубов… Интересно, с Мефом у нее тоже такая жеобщность привычек?

– У всех валькирий есть оруженосцы. И не надо говорить, чтоони нужны только для того, чтобы таскать деревянные палки с острыми концами,которыми протыкаются стражи мрака. Это объяснения для обывателей. «Застегни мнена спинке доспехи, милый юноша! Там застежка, как на том розовом купальнике,который я купила прошлым летом!» – Багров явно передразнивал кого-то издвенадцати валькирий. Вот только кого?

– Что-то я не поняла, чего ты добиваешься? Хочешь устроитьсяко мне пажом? У меня уже есть один, – сказала Ирка.

– А… да, паж… Этот, что ли?

Багров насмешливо вскинул глаза. На крыше кто-то охнул,споткнулся, а затем мимо окна ласточкой пролетел Антигон и воткнулся макушкой всугроб.

– МАТВЕЙ! Не смей трогать моего пажа!

Багров пожал плечами:

– Я не виноват. Это досадное совпадение. Предупреждаю навсякий случай, чтобы избежать недоразумений.

Ирка решилась наконец поднять глаза на Багрова. Тот смотрелна нее спокойно, с завораживающим упрямством. На миг Ирке захотелось шагнуть кнему и бросить все усложнять. Что за привычка, в конце концов, превращать жизньв запутанный лабиринт условностей? Есть валькирия-одиночка, есть человек,который ее любит… Зачем ей Буслаев, которому никогда не узнать в валькириидевчонку на коляске, к которой он порой забегал? Чего она мудрит, чегодобивается? Может, ей просто хочется быть несчастной и она неосознанно ищет дляэтого повод?

Неожиданно Багров оживился.

– Слушай, мне вдруг пришло в голову… – начал он.

– Я рада за твою голову!

– Перестань! Ты говорила, что соединение потеряло свойводород однажды, да? Значит, оно может потерять его еще раз. Теоретически этовозможно? – спросил Багров.

– Теоретически – да. Один шанс из ста, – согласилась Ирка.

– Уже немало. Всего каких-то жалких девяносто девять шансовпротив. Давай загадаем: если я попаду, ты будешь моей! – сказал Багров и беззамаха метнул нож в круглую мишень.

Ирка повернулась, чтобы посмотреть. Конечно же, нож торчал всамом центре.

– Это надувательство! Ты никогда не промахиваешься! –возмутилась Ирка.

Ей никто не ответил. Люк был открыт. Резвый ветер ужевбросил снизу целый поток клубящегося снега. Ирка выглянула, и в колкой пургеей померещились два грызущихся, бьющих копытами коня: белый и вороной.

Где-то снаружи негодующе чихал Антигон, ругая зиму, снег,работу и главным образом маму, которая его родила. Багров исчез.

* * *

Антигон вернулся в «Приют валькирий» и, захлопнув люк, сталгреться у железной печки. Он продрог, и вместе с межпальцевыми перепонками льдомпокрылось и его настроение.

– Не люблю снег… Не люблю дождь… Не люблю солнце… Не люблюветер… От зимы меня тошнит… Терпеть не могу осень… Лето просто ненавижу… –бубнил он.

– А что ты любишь? Прокисшее варенье? – уточнила Ирка.