Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она сказала «изумительно»! – Бабушка возвращается, сияя.
И под дружные аплодисменты дедушка спешит налить аудитору бокал лучшего местного вина.
– А теперь, – начинает бабушка, – яблочная подливка.
– Нет! – выкрикивает Астрид. – Яблочную подливку я умею делать!
– Вот как?
Тут моя полушведка-блондинка понимает, что стоит под перекрёстным огнём недоверчивых взглядов моих прародителей.
– Да, – лепечет она, – я была главной по подливке у сестёр…
(Нечего сказать, весёлая там жизнь, у сестёр.)
– И как же её делают?
– Не беспокойтесь, я знаю, научилась!
– Ну так расскажите нам, мадемуазель!
У «мадемуазели» чуть дрожит подбородок. Сладив наконец с глотательным рефлексом, она бормочет:
– Берут яблоки…
– Сорт?
– Б… бо… боскоп…
Мои кивают.
– Потом… чис… тят?
Кивают.
– Убирают косточки?
Кивают, кивают.
– А дальше? – ехидно спрашивает бабушка. – Кладут в кастрюлю с водой на донышке, да?
Полная тишина. Вся кухня смотрит на Астрид, мы тоже.
Дедушка медленно точит нож.
Бабушка достаёт из шкафа горелку для крем-брюле – пфу-у-у-ух! – пошло пламя.
– Н-н-нет, – заикается Астрид. – Ну, может быть, но лично я… в моём рецепте я, я…
Гул горелки, лязг ножа о точило…
– …я сначала кладу их в духовку на десять минут, чтобы был печёный привкус.
– ИДИ СЮДА, МОЯ УМНИЦА! – ревут в один голос дедушка с бабушкой.
Всеобщие объятия.
А пока все хвалят друг друга и хлопают по плечам, мы с Хакимой не торопясь уплетаем вегетарианские колбаски, макая то в луковый, то в горчичный соус.
– Тебе нравится?
Рот у Хакимы занят, и вместо ответа она показывает мне победную «V» своими толстенькими пальчиками.
* * *
На то, чтобы привести в порядок прицеп, у нас ушли все выходные.
Поначалу Филипп Дюмон был не в восторге от мысли, что мы забрызгаем краской, лаком и скипидаром всю ведущую к гаражу дорожку и примемся там колотить, сверлить, строгать, приваривать и пилить древесину и сталь, отчего вся его прекрасная лужайка будет в острых стружках и опилках, но возражать всё-таки не стал.
Солнце и Джамал тоже здесь и помогают нам (особенно снабжая мармеладными мишками).
Ящик Филиппа Дюмона с инструментами ещё никогда столько не служил. Впрочем, горизонт его возможностей стал чувствоваться довольно быстро, и сосед одолжил нам свой, сжалившись над Астрид, которая мучилась с крохотной дрелью, и Хакимой, корпевшей над вывеской с тонюсенькой кистью.
Операция проходит в несколько этапов. Сперва надо поколдовать с прицепом, чтобы он крепился к трём великам. Для этого мы покупаем у местного торговца великами три детских полувелосипеда, которые привинчивают к задним колёсам обычных, только мы берём поломанные, без колеса. На место недостающих колёс мы горизонтально приделываем трубу, а к ней уже крепятся две толстые цепи.
Мы цепляем полувелосипеды к нашим великам, садимся в сёдла, пробуем ехать.
И картинно валимся друг на друга под хохот Солнца с Джамалом.
Мы пробуем ещё и ещё раз, пока не понимаем, что нужно крутить педали вместе, синхронно, чтобы поперечная труба не перекашивалась, иначе мы летим с великов.
Потихоньку мы начинаем чувствовать ритм друг друга: энергичные, сбивчивые толчки Хакимы, размеренный скаутский галоп Астрид и мои перебои – три минуты радостного бодрого полёта, три минуты изнурительной борьбы и мышечной боли.
Теперь прицеп нужно украсить. Хакима, творческая душа, где-то в уголке вырезает из больших кусков картона трафареты букв (К.О.Л.Б.А.С.К.И.), а также зверей, цветов, фруктов и овощей: птички, тюльпаны, рыбы, свиньи, морковки, яблоки. Всё это мы клеим на стенку прицепа и разбрызгиваем облака краски из любезно предоставленных Джамалом баллончиков («Как здорово, что у тебя оказались эти баллончики, Джамал!» – трогательно замечает Хакима).
Видок у нашего прицепа после апгрейда что надо, можете поверить. Будто телепередача про ремонт прошлась. Да, дизайн не для эстетов, зато в глаза бросается. В одном точно можно не сомневаться: этот серебристый, облепленный пёстрыми рисунками ящик с тремя разномастными великами и тремя Колбасенциями, да ещё с солнечной колесницей во главе заметят издалека! А ещё услышат, а ещё почуют! Потому что, когда запах краски сменится ароматом наших сочных колбасочек, тихо подрагивающих на сковородках… когда всколыхнётся яблочная подливка и томящийся на сковородке лук начнёт сворачиваться, как золотистые жучки, а перчёная горчица, сдобренная сметаной…
– Не понимаю, зачем вам надо обязательно называться «Колбасками»! – возмущается мама. – Ужасное слово.
– А мы его сделаем прекрасным. Вот увидишь! Или, по крайней мере, громким.
(Рубрика «Житейские хитрости» от тётушки Мирей: возьмите брошенные вам оскорбления и сделайте из них элегантную шляпку.)
Воскресный вечер выдался тёплый, и в 22:00 мы жадно хомячим на улице пиццу, созерцая наше творение, а также лужайку Филиппа Дюмона и моей беременной мамы; пёс Мурлыка под шумок ворует целые куски пиццы, а кот Колобулька скачет как блоха, гоняясь за мотыльками-самоубийцами, которые со всего маху врезаются в наши фонари.
Жизнь – балдёж, и правда балдёж, когда сидишь вот так, под ночными светилами.
И в довершение всего одно светило заговаривает со мной:
– А что ты собираешься сказать своему биологическому отцу, когда его встретишь?
– Ещё не знаю. Ну, представлюсь для начала. Поставлю его перед фактом, понимаете? Посмотрю, как у него вытянется физиономия, когда до него дойдёт, что это я писала ему все те письма.
– А потом?
– А потом без понятия, буду импровизировать.
– Будь я на его месте, я бы скорее обрадовался, что ты моя дочь.
Я негодую:
– Я вам в дочери не гожусь!
– Так чего ты мне выкаешь тогда?
– Да это тут ни при чём. Это вопрос уважения.
– Можешь говорить мне «ты». А то дебильно как-то: будто я твой препод.
Он кусает свою кальцоне, я ловлю мотылька, чтобы позлить Колобульку – он как раз за ним крался. Бедняжка трепещет у меня между пальцев. Колобулька пробует подступиться, тихонько цапает меня лапой.
– Ладно, давайте на «ты». В смысле, давай… В общем, будем на ты.
– ОК.
– А вы, то есть ты – что скажешь этому Шегубу?
Солнце улыбается луне.