разворачивая хрустящий кулек. – Ну, оно и понятно, новая жизнь, мода… Вот, смотри! Совсем взрослая барышня у меня будешь! Ну как, нравится?

Катя была в восторге. Черный пуховик до колена, хоть и был куплен без примерки, отлично подчеркивал фигуру, а большой капюшон с искусственным мехом можно было натянуть до самых глаз, прячась от холода и снега, или красиво разложить на плечах, распустив поверх волосы.

– Космы только не морозь, – усмехнулась мама, и Катя почувствовала в ее голосе любовь – впервые с тех самых пор, как вернулась домой. Она бросилась маме на шею и крепко ее обняла.

– Спасибо, мамочка, спасибо!

Мама растроганно гладила ее по спине.

– Учись хорошо, Катька, на тебя одна надежда. Умница ты моя, красавица…

Максим презрительно фыркнул и снова уткнулся в комп.

На автовокзале, уже у платформы, мама сунула ей в руку две тысячные бумажки.

– На такси тебе и на конфеты. – Она чмокнула дочь в замерзшую щеку. – Не упади там по дороге, скользко наверняка. Зарплату получу – пришлю деньги, как обычно, а это тебе просто так, на дорожку.

Катя тоже поцеловала маму в щеку и с удивлением почувствовала, какая эта щека стала мягкая и дряблая. Неужели мама за полгода так сильно постарела? Или Катя раньше, еще когда жила дома, не замечала, как она меняется?

Бабушка ее не провожала. Накануне прихватило сердце, вызывали скорую. В больницу Катя уже не успевала, а телефон в палате интенсивной терапии держать не разрешали. Мама пообещала обязательно передать привет, но Кате все равно было обидно, что она не обняла бабушку перед отъездом.

– Звони почаще, – мама махала Кате в окно автобуса, – надевай шапку, не мерзни, учись хорошо!

Катя махала ей в ответ, но на душе было грустно и тревожно. Сейчас она уедет, а мама пойдет домой, где Макс уже начал распускать руки…

Дорога до колледжа показалась короткой. Связи на трассе почти не было, поэтому Катя заранее скачала на телефон побольше музыки. Глядя в окно, она рассеянно наблюдала, как мимо проносятся заснеженные поля и леса, и каждую песню, звучавшую в наушниках, примеряла к себе. Вот она в красивом платье гордо отказывает поклоннику, который не замечал ее, пока она была невзрачным подростком. Вот она горько и отчаянно плачет об умершем женихе, а тут уже бежит за любимым сквозь ледяные поля и будет ему вечно верна, даже если он ни разу не оглянется. Автобус был набит битком, рядом сидел мрачный мужчина лет сорока в огромной оранжевой куртке. Когда он шевелился, Катя стыдливо убавляла звук, но потом, осмелев, снова прибавляла. Она то переживала, что мечтает слишком громко и весь автобус над ней смеется, то раздраженно фыркала: «Да кому какое дело» – и снова прижималась разгоряченным лбом к замерзшему стеклу.

Образ любимого в мечтах был расплывчатым. Катя смутно представляла длинные темные волосы и нежную задумчивую улыбку, как на одном из рисунков, которые Ирка пачками сохраняла в телефоне. Вроде как это был эльф с каким-то мудреным именем, но Катя думала, что он очень-очень человеческий, и именно такой ей бы подошел. Она даже думала попросить Ирку переслать ей эту картинку, чтоб распечатать и повесить над кроватью, но постеснялась.

Она попыталась вызвать в памяти того юношу, но получилось не очень. Подлое воображение дорисовало дивному эльфу волосатый кадык и россыпь багровых прыщей на лбу, как у Мишки Великанова. Хмыкнув, Катя попыталась отогнать неприятный образ, но он тут же дополнился каской, спецовкой и большим гаечным ключом, торчащим из оттопыренного кармана. На фоне фырчал заведенный трактор, густо пахло свежим коровьим навозом… Катя громко хрюкнула и сосед, почти заснувший, резко дернулся и уставился на нее.

– Что? – спросил он сиплым спросонья голосом.

– Ничего, – вежливо ответила Катя. – Вы спите, спите, смех без причины – признак дурачины.

И опять захрюкала, не в силах удержаться. Сосед недовольно заворчал и отвернулся, натянув на уши капюшон куртки.

Когда Катя наконец добралась до общежития, уже смеркалось. В автобусе она то и дело беззвучно хихикала и чуть не взвизгивала от радости. Каникулы закончились! Даже непонятно, чего она так мечтала о них. Ей не терпелось наконец зайти в свою комнату, увидеть соседок, сбросить тяжелый рюкзак и завалиться на высокую кровать.

Она тепло поздоровалась с вахтершей, поднялась по лестнице на второй этаж. Не доставая ключ, наудачу толкнула дверь в комнату – открыто!

– О-о-о, привет! – Вика, еще не снявшая уличной одежды, отвлеклась от сумок и кинулась радостно обнимать подругу. – Какие люди! Катюнь, я так соскучилась, если честно! Так соскучилась! Ну как ты там? С братом не ругались? А мама как?

– Привет-привет, – поздоровалась Надя, сидевшая у себя на кровати с телефоном. – Как каникулы прошли?

– Отлично, – радостно сказала Катя, крепко обнимая Вику. – Ну… то есть нормально. Не сильно ругались… Вика, да дай ты мне рюкзак поставить! А у вас че как?

– У меня тоже нормально. – Надя отложила телефон и потянулась. – С детьми ездили на елку, в театр, в ледяной городок на набережной…

– А мы никуда не ездили. – Вика уже вытаскивала из сумки знакомую кастрюлю. – Зато мама опять пирожков напекла! Налетайте, девчонки! С капустой, с мясом. Вот эти, круглые, с яблоками и корицей. Осторожно, они немножко текут, когда кусаешь, руки подставляйте! Или тарелочки возьмите, а то сразу уделаетесь, а там в прачечной какая-то беда с водой, обещают только к среде все наладить…

– А Леночка что, не приехала?

Кровать под Катиной была пуста. Ничего не изменилось с того момента, как они все вместе покинули комнату, сдав последний экзамен.

– Нет… – немного растерянно сказала Вика. – Вообще это уже странно, да?

– Может, она все-таки бросила колледж? – Надя взяла из Викиной кастрюли пирожок. – Спасибо, Вик, мама у тебя отлично печет. Ну, она же вроде не хотела тут учиться, – продолжила она свою мысль. – И на экзамены не приехала.

– А может, она серьезно болеет? – У Кати в животе медленно сдувался шарик, наполненный радостью. – Давайте спросим завтра у Елены Алексеевны?

– Давайте… – Вика тоже взгрустнула, но тут же встрепенулась: – Но ты пирожок-то ешь! Чай наливай, я согрела. Там, внизу, расписание вывесили – первой парой будет хирургия. Вот так пода-а-арок…

– Кончились праздники, – Катя завела глаза на лоб, – какие уж тут подарки, февраль наступил. Разве что на День святого Валентина! Но завтра только второе.

– Надеешься, что на День святого Валентина Крыса подарит тебе свое увольнение? – хмыкнула Надя, беря из кастрюли второй пирожок.

– Не… – Катя тоже взяла второй и сразу же убедилась, что начинка и правда жидкая. Скользкий кусочек яблока упал на чистые брюки. Вика захихикала и протянула ей полотенце, которым была накрыта кастрюля. – Вдруг она влюбится и станет подобрее, а?

– Сомнева-а-аюсь, – протянула Надя. – Она даже постарше меня, если не ошибаюсь, а у нее до сих пор никого. Сама слышала в деканате, как она говорила, что живет одна с котом и ее все устраивает. Игорь Николаевич что-то там шутил в своем духе, но с Крысой шутки плохи.

Поужинав, соседки принялись за уборку. Вынесли на помойку засохшие еловые ветки, игрушки с них сложили в коробочку и поставили на шкаф. Сняли гирлянду с окна и мишуру со стен, подмели и вымыли пол.

– Не хочется даже, – жаловалась Вика, сматывая гирлянду в клубок, – она так комнату оживляла!

– Сматывай, не жалей. – Катя соскребла ножом с рамы намертво прилипший кусочек скотча. – Иначе к следующему Новому году она смертельно надоест – и никакого праздника не получится.

Засыпая, Катя загадала: если Леночка приедет завтра утром, то вся их комната сдаст летнюю сессию на отлично. Если нет – к концу года все они встретят свою вечную любовь. Она любила загадывать что-нибудь такое, где не было плохих вариантов. Получалась эдакая беспроигрышная лотерея.

Наутро Леночка не приехала.

Хирургия снова началась с перечисления по фамилиям. Крыса не доверяла старостам групп, которые нет-нет да и ставили плюсик напротив фамилии отсутствующего студента, поддавшись жарким уговорам прогульщика.

– Савельева!

– Здесь!

– Хорошилова!

Молчание.

– Хорошилова! – Крыса, недовольная заминкой, подняла голову и цепким взглядом обвела группу.

– Ее нет. – Вика откашлялась. – Наверное, все еще болеет…

– Ах, болеет! – Светлана Геннадьевна повела бровями, и ее лицо приняло еще более презрительное выражение, чем обычно. – Надо же, какая нежная принцесса. Болеет она. Чернова!

– Здесь!

– Ты видела, какую она рожу состроила? – злилась Вика по пути на анатомию. – «Нежная принцесса»! Дура, что ли, совсем? Если заболел человек…

– Вообще, это и правда странно, – спокойно сказала Надя. – Если она простыла, то давно должна была уже выздороветь. А если у нее что-то