– Вот и хорошо, вот и славненько, – подытожила бабушка, снимая с вешалки выцветшую розовую куртку. – Поднимай ее, Марусь. Пойдем, пойдем, моя хорошая… Пойдем в машинку, там чаек, бутербродики, плед с подушечкой, поспишь в дороге…

Когда Леночка снова оказалась в поле Катиного зрения, она двигалась словно сомнамбула, медленно и плавно. Тетя вела ее к двери, поддерживая за плечи. У порога Леночка неожиданно обернулась и посмотрела в комнату. Катя неожиданно поймала ее взгляд и похолодела. Такие безучастные глаза приговоренного к смерти человека она однажды видела в документальном фильме про Вторую мировую войну, который им показывали на уроке истории в десятом классе. Внутри у Кати поднялась волна протеста.

– Елена Алексеевна, – громко сказала она, – а можно узнать, что…

– Нет, нельзя, – четко ответила директриса, не глядя на Катю. – Это семейное дело.

– Она сказала, что они ей не родственники, – подала голос напуганная Вика. – Эти…

– Ермоленко, я все сказала.

Бабушка накинула на Леночку куртку и открыла дверь. Тетя отвернула ее от Кати и вывела в коридор. Директриса, шагнув к столу, щелкнула кнопкой настольной лампы. Комната опять погрузилась в темноту.

– Спите, девочки. С Леной все будет в порядке. Она съездит домой и скоро вернется.

Катя и Вика молчали. Елена Алексеевна поплотнее задернула штору и вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Через несколько минут на улице раздался шум мотора. Он постепенно удалялся, и скоро стало совсем тихо, а соседки все сидели в своих кроватях, не в силах вымолвить ни слова.

– Кать, она рюкзак забыла! – вдруг вскрикнула Вика. – Рюкзак! Она же хотела его сестре подарить на день рождения!

– Они уже уехали, – тихо отозвалась Катя, мучительно ощущая на теле липкую от пота пижаму. – Вика… что они хотят сделать с Леной?

– Не знаю… Может, зубы лечить?

– Зубы?

– Ну, Лен Лексевна сказала что-то про зубы… Я не очень поняла, если честно.

Катя вдруг обнаружила, что сидит в углу кровати, сжавшись в комок, безотчетно повторяя Леночкину позу. Каждая мышца болела от напряжения.

– Но почему Елена Алексеевна разрешила ее вот так… так уволочь? – наконец высказала она вопрос, который сейчас мучил их обеих сильнее прочих. – Она же тут за всех студентов отвечает.

– Та бабка… – Вика запнулась. – Она так говорила… как будто Лен Лексевна ей вот такая же Леночка.

– В любом случае в понедельник начнется зачетная неделя. – Катя старалась быть рассудительной. – Елена Алексеевна не позволила бы ей уехать, если бы не была уверена, что она вернется к понедельнику и спокойно сдаст зачеты.

– Да, наверное…

Викина кровать заскрипела. Наверное, соседка устала сидеть и снова легла. Катя с отвращением сорвала с себя мокрую пижаму и бросила ее в ноги. Дверь не заперта. Вечно Вика ее открытой оставляет, когда в туалет бегает по ночам.

– Жалко, Нади не было, – произнесла Вика, с минуту помолчав. – Она старше, может, поняла бы что-то… Поговорила с ними…

– Сомневаюсь, – глухо пробормотала Катя, уткнувшись в подушку. – Она же у нас никогда ни во что не вмешивается.

– Кать, – снова позвала Вика, – а Кать? Давай тортик испечем? Ну, к Леночкиному возвращению?

– Давай, – задумчиво согласилась Катя. – И комнату украсим. Шарики там, мишура… Вроде бы ей нравится все это новогоднее.

Что-то блеснуло на полу у шкафа. Катя сбросила одеяло и в одних трусах спрыгнула вниз. На полу валялся пакет с рюкзаком. Наверное, бабка случайно выгребла его из шкафа вместе с одеждой. Катя подняла пакет и аккуратно положила обратно на полку.

– И учебники она с собой не взяла… – растерянно протянула Вика.

Катя подошла к двери и задвинула щеколду.

– А времени-то, Вик, уже семь утра, – сказала она, глянув на телефон, заряжавшийся на столе. Давай, наверное, вставать. Все равно уже не уснем. Может, хоть к хирургии подготовимся…

5

Леночка не вернулась ни в понедельник, ни во вторник. На хирургию она тоже не приехала. Катя и Вика стояли у двери операционной, в которой Светлана Геннадьевна зачем-то вздумала принимать зачет, и с тревогой прислушивались к доносящимся оттуда невнятным голосам. Сейчас там отвечала Надя.

– Завалит ее, – охала Вика, – ну точно завалит! Власть почуяла… Уж если такая стерва власть почует, то никому несдобровать! Вот сейчас Надю завалит, а потом и нас… Кать, ты хоть что-нибудь разбираешь? Я никак не пойму… Сейчас она говорит или это Надя отвечает? Ох, дверь какая толстая…

– Да за что ее валить-то? – раздраженно оборвала стенания подруги Катя. – Вика, не гоношись! Надя уже один раз сдавала зимнюю сессию на втором курсе – и в этот раз тоже сдаст!

– Ей же не зачли в этот раз! Иначе бы она в феврале пришла учиться!

– Не зачли, потому что много времени прошло! А знания-то остались. Тем более она готовилась…

Дверь скрипнула, и девочки отскочили в сторону. Надя, слегка покрасневшая, но спокойная, помахала им раскрытой зачеткой.

– Есть!

– О-о-о, молодец! – наполовину с восторгом, наполовину с завистью взвыла Катя, вытягивая шею, чтобы увидеть подпись Крысы напротив слова «хирургия». – Не валила тебя?

– Да нет. – Надя фыркнула и продолжила шепотом, отходя от двери подальше: – Она вообще со мной старается не разговаривать. Пока я билет отвечала, она молчала, потом так же молча подписала зачетку – ну и все. По-моему, отлично. Помнит, поди, как я ей хлебало за Сережку подправила…

Девочки в шоке уставились на нее. Надя засмеялась.

– Вы только не ходите пока! Пропустите пару человек вперед, – посоветовала она, придерживая Катю за плечо, – чтобы Крыса малехо успокоилась. А то щас ка-а-ак спустит на вас лайку за меня!

Надя оказалась права. Дима Истомин, выскакивая из кабинета, яростно тер глаза, как будто в них с размаху сыпанули песка. Никому ничего не сказав, он неуклюже пробежал по коридору, натыкаясь на людей и стулья, и выскочил из здания, забыв переобуться.

– Ого… – протянула Вика, зеленея. – Кому-то придется идти на пересдачу. Девки, что-то я боюсь. Ой-ой как боюсь… – Она согнулась, как будто у нее внезапно заболел живот. – Тошнит меня что-то. Может, отравилась? Тот пирожок из столовки, видать, несвежий был! Надь, я, наверное, пойду в общагу. Передайте Крысе, что я приболела…

– Не боись! – Надя, окрыленная успехом, покровительственно обняла Вику и усадила ее на край исцарапанной деревянной скамейки. – Светка зло уже сорвала, сейчас мозги включит. Нельзя ж ей, чтобы целая группа не сдала. Нормально все будет. – Она гладила подругу по спине, приговаривая: – Виктория, дыши, это у тебя не отравление, а паника. Дыши, дыши…

Вика и Катя сдали зачет с первого раза, как Надя им и предрекла. Втроем они шли в деканат, чтобы им поставили допуск к сессии.

– Учеба совсем простая, – ликовала Катя по дороге, – если не считать фармакологии. Ну и хирургии, конечно, но она тоже простая, если учить! А по фармакологии я автомат получила, просто конспекты на проверку сдала, и все!

– Еще бы, – хмыкнула Вика. – Ты же так старательно эти конспекты вырисовывала! А я у тебя списала – и-и-и… тоже автомат! Спасибо тебе, Кать, я бы без тебя точно ничего не сдала! Ты у нас такая молодец! И дальше будь молодцом, чтобы я все зачеты так сдавала!

– Это вам пока везет! – Надя с видом бывалой студентки усмехнулась. – В следующем семестре посложнее будет! Лен Лексевна теперь возьмется за нас, не может же она целый год на занятиях появляться от случая к случаю…

– Ну, это в следующем году… – пожала плечами Вика. – Чего об этом думать? У нас еще вон три экзамена на носу: пятница, понедельник, вторник…

– А в среду – Новый год! – радостно заявила Катя и осеклась.

Они с Викой избегали разговоров о Леночке. Каждое утро они ждали, что она наконец появится, но ее кровать оставалась аккуратно заправленной, а рядом нетронутой лежала ее сумка с учебниками и тетрадями.

Наде они рассказали о воскресных событиях сразу, как та вернулась в общагу.

– Ну… – Надя выглядела растерянной. – Может… Е-мое, не знаю даже. А вдруг они ее замуж выдают? За нелюбимого? Ну, случается же такое во всяких глухих углах.

– Что? – хором спросили девочки.

– Ей восемнадцати-то нет, – возразила, подумав, Катя. – И как ты себе это представляешь? Елена Алексеевна сказала, что Леночка проснется и все забудет и что это – как зуб вырвать. Интересная метафора для свадьбы. Мужа-то не вырвешь, как зуб, – вон он: и в паспорте, и на диване.

– Ну да, – согласилась Надя. – Муж – это скорее как аппендицит. Сначала тошно, трясет, от боли на стенки лезешь, а потом еще месяц ходишь, согнувшись, и гной по трубке течет прямо из пуза.

– Фу-у-у!!! – завопила Вика, скорчив рожу. – Надь, ну ты как скажешь – так хоть стой, хоть падай! Тебя нельзя к молодым девчонкам пускать, они будут бояться