Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя Карисса поклялась никогда никем не увлекаться после Джастина, ее тянуло к Куину. Он не похож ни на кого из ее знакомых мужчин. Но ее не оставляло ощущение, что ему трудно доверять кому-либо. Впрочем, как и ей. Наверное, он тоже получил душевную травму, поэтому им обоим разумнее оставаться только соседями и коллегами по «Блестящему проекту».
Кариссе ужасно хотелось наклониться и прикоснуться губами к его рту. Но к тому моменту, когда чертово колесо остановилось и они выбрались из кабинки, она взяла себя в руки.
Они пошли дальше по аллее мимо киосков.
Еще на одном аттракционе Куин выиграл кокосовый орех и преподнес его Кариссе с поклоном. Настал черед американских горок, но тут Карисса заявила:
– А вот этого нам не нужно.
Он удивился:
– Почему? Вы боитесь высоты?
– Ну… просто когда летишь наверх, а потом падаешь вниз, то желудок подступает к горлу.
Он хмыкнул и покачал головой:
– А кто это назвал меня трусом и требовал, чтобы мы все попробовали?
Она поборола страх:
– Хорошо. Давайте прокатимся.
– Да я пошутил. – Куин с беспокойством посмотрел на нее. – Мы можем это пропустить.
– Нет. Я согласна. – Если она преодолеет свой страх, то, может, станет смелее и начнет доверять мужчинам?
Когда кабинка медленно, со скрипом поднялась на первую горку, у Кариссы выступил липкий пот. Куин взял ее за руку и сказал:
– На счет «три» мы поднимаем руки и кричим: «Рождество!»
Она настолько удивилась, что забыла о страхе. Выходит, Куин О’Нилл все-таки увидел магию Рождества?
Когда они оба подняли руки и закричали, Кариссу охватило возбуждение, ветер ерошил волосы, и страх совсем исчез. Они поднимались вверх и падали вниз, кричали «Рождество!», и она по-настоящему радовалась.
Куин не отпустил ее руки и когда они вылезли из кабинки. Кариссе не хотелось ничего говорить, чтобы не нарушать атмосферу сказки. Она была в безопасности рядом с Куином и счастлива.
Держа друг друга за руки, они бродили по саду ледяных фигур. Чего там только не было: смеющийся снеговик в шапке Санты, рождественские елки, стадо северных оленей – один даже с красным носом, – пингвины и белые медведи.
Но когда они увидели павлина, Куин спросил:
– А при чем здесь павлин? По-моему, павлины бродят в садах богатых имений в середине лета.
– Все равно впечатляет, – ответила Карисса, – пусть это и не строго рождественский образ. Посмотрите, как искусно выточено оперение – все перышки распушились.
– Да, – согласился Куин. – Скульпторы здорово потрудились.
Они встали в очередь за немецкими хот-догами и за рождественскими имбирными пряниками.
– У вас сахар в уголке рта, – сказал Куин и пальцем убрал сладкую капельку. Потом, не отведя глаз, облизал палец.
Это почти поцелуй. Кариссе очень хотелось, чтобы он ее поцеловал. Как тогда, на катке.
У Куина потеплели глаза, а щеки покраснели. Неужели он тоже вспомнил тот момент? И хочет повторить? Карисса вдруг поняла, что откинула голову и практически подставляет ему рот. Ей стало страшно. Как же жалко она выглядит! Слабая, глупая женщина, которую побил бойфренд.
Но она не успела начать себя презирать, как он поближе придвинулся к ней и тихо произнес:
– Карисса…
– Да?
Она знала, что он понял: она отвечает согласием на вопрос, который читался в его глазах.
Куин положил руки ей на талию, наклонил голову и слегка коснулся губами ее рта.
– Вы пахнете чем-то сладким и пряным, – сказал он.
– И вы тоже, – прошептала она.
С центра ярмарочной площади раздавались звуки песни: «Я хочу на Рождество только тебя». А она хочет только Куина О’Нилла.
Он поцеловал ее в тот самый момент, когда закончилась песня. Она едва устояла на ногах – колени превратились в студень.
Что будет дальше? Неужели она совершает очень большую ошибку? Такую же, как тогда, с Джастином? Может ли она на этот раз довериться себе?
Словно увидев в глазах Кариссы испуг, он погладил ее по щеке и спросил:
– А не посетить ли нам цирк?
Он не будет ее подгонять. Пока не будет.
Они смотрели на цирковое представление, и Куин не отпускал ее руки. Кого там только не было: гимнасты на трамплинах, фокусники, клоуны, канатоходцы. Оба, и Куин, и Карисса, восторженно кричали вместе с публикой. И все время Карисса чувствовала в своей ладони руку Куина.
– Итак, каков вердикт? – спросила она, когда они шли из цирка.
– Мы говорим о доказательстве номер три или о «Блестящем проекте»?
– О проекте, – ответила она, чтобы не искушать судьбу, хотя и заметила, что несколько раз его глаза радостно загорались.
– Думаю, что детям это понравилось бы, особенно аттракционы и сладости. Самые маленькие пришли бы в восторг от огней и фигур изо льда. А вот клоуны могли бы их напугать, – сказал Куин.
– Вы тоже боялись клоунов, когда были маленьким? – пошутила она и тут же пожалела о своих словах. Он высвободил свою руку из ее пальцев, и она поняла, что барьер между ними опять возник. Господи, ну что у нее за язык? – Простите, я не хотела выглядеть любопытной.
Он улыбнулся, но грустно:
– Я знаю.
Они молча возвращались через парк в «Конюшенную рощу». У Кариссы не хватило духу взять Куина за руку. Молчание становилось все более неловким.
Перед ее домом они остановились.
– Зайдете на чашечку кофе? – спросила она.
– Спасибо, но у меня накопилась кое-какая работа, – ответил Куин.
Она знала, что это вежливый отказ, и с улыбкой сказала:
– Ну что ж, тогда спасибо за то, что составили мне компанию. Увидимся.
Куин чувствовал свою вину перед Кариссой, хотя сейчас ему необходимо побыть одному и обдумать все.
Ох, как же легко поддаться влечению к Кариссе Уайлд! Поддаться восторгу и радости, которые она чувствовала в рождественских праздниках. Поддаться ее чарующей улыбке. Вот он и не устоял – поцеловал ее в парке. Почему он это сделал? Да просто понял в тот момент, что для него главная магия Рождества – это сама Карисса.
Но…
Она в прошлом перенесла страдания и боль. И физическую, и моральную.
Куин не считал себя тем человеком, который ей нужен. Он уже успел причинить обиду людям и чувствовал от этого свою вину. Эти люди хотели от него большего, чем он мог им дать. Он до сих пор видел лицо Джанин, когда сказал ей, что у них ничего не получится и что им лучше расстаться. Он не хочет причинять такую же боль Кариссе. Но как ему измениться, он не знал.