Он пытался быть ироничным и самоуверенным, но, честно сказать, его версия выглядела слабовато. Если бы действительно волновался, обрывал бы телефон в тот вечер, когда его так опозорили в «Маджонге».

— Благодарю за заботу, — усмехнулась Костомарова, — у меня все просто отлично.

— А через окошко туалета вы убежали потому, что любите приключения? — не сдержался Глеб, припоминая, как глазела на него публика в ресторане.

— Я почувствовала себя плохо, — светским тоном пояснила Кира, — и решила как можно скорее вернуться домой. Извините, если я доставила вам несколько минут волнения.

Глеб немного помолчал, пытаясь осмыслить услышанное. «Почувствовала себя плохо»… Живот скрутило, что ли? Или заболела голова? У женщин почему-то постоянно болит голова. Но зачем было лезть в окно на высоте двух с половиной метров, если можно было извиниться и уйти через дверь? Или на Киру накатил острый приступ шизофрении? В конце концов, что Глеб знает об этой женщине? Что она не работает, сидит дома целыми днями и очень редко выходит на улицу. А если выходит, то либо с сыном, либо с мамой. Наводит на размышления, правда ведь? И, честно говоря, страстный секс при первой же встрече тоже нормальным не назовешь. Может быть, у прелестной Киры проблемы с головой? Отсюда и перепады настроения, и странное нежелание продолжить знакомство…

— Послушайте, Кира, — решительно проговорил Звоницкий. — Я хочу задать вам всего один вопрос. Вчера со мной произошло странное… приключение. На меня напали. Какой-то совершенно незнакомый человек с бородой, в черной рубашке отправил меня… скажем так, в нокаут. Очнулся я в больнице. Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу?

— Почему вы задаете мне такие странные вопросы? — наивно спросила Кира. — Я не понимаю…

— Перестаньте казаться глупее, чем вы есть! — не выдержал Глеб. — Этот человек шел за вами от самого магазина!

— Вы что, следили за мной?

— Нет, просто случайно заметил вас в гипермаркете. И этого типа, что следил за вами.

Кира тяжело задышала. Глеб терпеливо ждал. Наконец молодая женщина жарко зашептала в трубку:

— Глеб, послушайте меня. Послушайте… Ни в коем случае не связывайтесь с ним! Это страшный человек, для него чужая жизнь ничего не стоит. Умоляю вас, держитесь подальше от нашей семьи… Я не прощу себе, если с вами что-нибудь случится! — Вдруг голос ее снова сделался светским и холодным: — И попрошу вас больше никогда мне не звонить. Надеюсь, вы понимаете, что значит слово «нет». Прощайте, Глеб Аркадьевич!

В трубке раздались короткие гудки. Глеб откинулся на спинку кресла и задумался. Совершенно очевидно, что, предостерегая Глеба от «страшного человека», Кира была совершенно искренна. А потом, вероятно, в комнату кто-то вошел, и она изобразила полнейшее равнодушие и неприступность. Ну, и что все это значит?!

Решив оставить разгадывание тайн и срывание масок на потом, Глеб уселся за компьютер и открыл электронную почту. К общению в социальных сетях ветеринар был совершенно равнодушен, Интернет считал в целом полезной штукой, но изрядной помойкой, реклама приводила его в исступленное раздражение, поэтому Глеб был во Всемирной паутине нечастым гостем. Зато он пользовался электронной почтой — хозяева четвероногих пациентов задавали вопросы, а Глеб старательно отвечал. Обычно он открывал почту и обнаруживал там три-четыре письма. Но сейчас ящик был буквально забит письмами, причем все они оказались отправлены с одного-единственного адреса. Глеб принялся открывать одно за другим и сообразил, что их автор — девушка с пирсингом, Вера Войнаровская.

Странная девица под ником Война была преисполнена благодарности за спасение собаки, писала какой он классный профи и гениальный хирург. А вот в последнем письме выражала беспокойство по поводу странного поведения своей собаки, перечисляла симптомы. Звоницкий сразу заволновался. Похоже, у овчарки послеоперационные осложнения. А ведь все было в порядке!

Он не мог проигнорировать просьбу о помощи и ответил на письмо, предлагая Вере привезти собаку в клинику прямо к открытию, к восьми утра. Но девушка прислала отчаянное письмо — мол, не уверена, что овчарка Томура переживет эту ночь. Не мог бы уважаемый Глеб Аркадьевич уделить немного своего времени? Война могла бы заехать за ним на машине.

Звоницкий тяжело вздохнул. Это были издержки профессии — ему частенько приходилось выезжать в загородные дома, подмосковные замки и прочие отечественные фазенды. Правда, в основном это были люди состоятельные, которым проще оплатить дополнительные услуги ветеринара по тройному тарифу, чем тащиться со своим любимцем в клинику. Но Война — девушка явно небогатая. Правда, это ровным счетом ничего не значит. Есть еще врачебная этика, и пусть пациенты Глеба не люди, он не может не помогать им, даже если ему за это не заплатят. Глеб знал ветеринарных врачей, которые и пальцем не шевельнут «за спасибо», но сам он сохранил некоторый идеализм, несколько нехарактерный для нашего прагматичного времени, поэтому написал девушке, что немедленно приедет к ней взглянуть на Томуру. Прихватив кое-какие лекарства вдобавок к тому набору, который возил с собой постоянно, Глеб уселся в машину и по ночному городу всего за час доехал по указанному адресу.

Так же, как и ветеринар, Вера Войнаровская проживала на окраине столицы — правда, на другой. Деревянный двухэтажный дом из цельных бревен — кажется, это называется сруб — стоял на краю лесопарковой зоны. Дом окружали солидные старые деревья, и он казался иллюстрацией к русской сказке, а может быть, былине. Вот сейчас откроется тяжелая дубовая дверь, во двор выйдут витязи в кольчужной броне и шлемах с наносниками и примутся рубить друг друга харалужными мечами… кстати, что такое «харалужный»? Очень острый, наверное…

Дверь со скрипом отворилась. На пороге показалась Вера Войнаровская в черных джинсах и черной майке с надписью, в свете фар сиявшей фосфорическим блеском. Глеб погасил фары и вышел из машины.

— Здравствуйте еще раз, — поприветствовала его девушка. — Спасибо, что приехали. Но мне так неудобно…

— Мне тоже неудобно, — вздохнул Звоницкий. — Но не могу же я бросить вашу Томуру. Давайте показывайте собаку.

Девушка посторонилась, пропуская Глеба в дом. Внутри он оказался еще более странным, чем снаружи. Каждый сантиметр деревянной отделки был покрыт резьбой, не успевшей потемнеть от времени. На второй этаж вела винтовая лестница, а рядом виднелась металлическая клетка лифта. Широкие проемы, отсутствие порогов и дверей… Звоницкий уже видел такое. Это означало, что в доме живет инвалид-колясочник.

Томура лежала на подстилке и тяжело дышала, вывалив язык. Глеб обратил внимание на странную кровать — такие бывают в больницах, с металлическими винтами, чтобы регулировать угол подъема изголовья. У стены стоял оружейный сейф, довольно навороченная и дорогая модель, Звоницкий понимал в этом толк. В углу он заметил инвалидное кресло — пустое.

Глеб наклонился, погладил собаку, и Томура вяло мотнула хвостом.

— Так, мне нужно ее осмотреть. Принесите какую-нибудь лампу и дайте стул, — попросил он Веру и принялся осторожно разматывать бинты, стягивающие живот собаки. Бинты были изодраны — видимо, овчарка пыталась их снять. Но шов, на удивление, выглядел вполне прилично. Правильно говорят: «Заживает, как на собаке».