В дверь поскреблись собачьи когти, и Томура появилась на пороге. Собака еще нетвердо ступала, но выглядела уже лучше, чем вчера, да и повязка оказалась на месте — овчарка не пыталась ее сорвать.

Война тут же опустилась на колени и принялась ерошить шерсть своей любимицы:

— А кто у нас такой здоровый? Кто у нас такой красивый? Моя ты умница!

— Дай-ка я ее осмотрю, — предложил Звоницкий. — Ну вот, дело идет на поправку. Не забывай колоть антибиотки и обрабатывать шов, и все будет в порядке.

— Спасибо тебе! — Поднявшись, Война подошла к Глебу и вдруг, подпрыгнув, повисла на нем, обхватив его ногами. Мускулистые руки обвили шею ветеринара. Поцелуй оказался чересчур жарким по утреннему времени.

— Мм, как жалко, что уже утро! — отрываясь, чтобы вдохнуть воздуха, простонала девушка.

— Мне тоже очень жаль, — сказал Глеб, аккуратно ссаживая ее на пол, — но мне пора ехать.

— Ты что, бросишь меня и потащишься на работу? — удивилась Война.

— Конечно, — в свою очередь, удивился ветеринар. — Меня ждут. У меня на сегодня две операции назначены.

— А ты не можешь забить на всю эту мутотень и остаться сегодня со мной? — Глаза Веры сделались колючими.

— «Вся эта мутотень» — очень важная часть моей жизни, и забить на нее никак не получится, — сказал Звоницкий и с тоской услышал в своем голосе знакомые «воспитательные» нотки. Н-да, можно на одну ночь стать двадцатипятилетним, но потом все равно придется возвращаться к реальной действительности. — Вера, мне на самом деле пора ехать. Но мы можем встретиться вечером, я тебе позвоню.

— Вечером я занята, — отрезала Война, натягивая на себя черные джинсы и майку. — Иду в боулинг с друзьями. Я сама тебе позвоню… Если будет настроение.

Судя по тону юной экстремалки, надеяться на это особо не стоило. Глеб вздохнул. Он любил женщин — ему нравилась их красота, попытки приукрасить свою внешность, потуги казаться умненькими и все остальное, но он совершенно не выносил, когда им пытались манипулировать. Поэтому он довольно холодно простился с Верой — значительно теплее было его расставание с овчаркой Томурой — и покинул бревенчатый дом.

Звоницкий успел еще заехать домой, накормить животных и быстренько вывести Грязного Гарри. Пес, настроившийся на настоящую долгую прогулку, никак не мог понять, почему хозяин куда-то тащит его и отчего судьба так несправедлива? Всю дорогу он так укоризненно таращился на хозяина, что Звоницкий не выдержал.

— Ну что, что?! — заорал он. — Не смотри на меня глазами Веры Холодной! Мне тебя жаль, но мне пора на работу!

Две девушки, вышедшие на раннюю пробежку, шарахнулись от Глеба. Ветеринар немного успокоился и продолжал уже тише:

— Да, я не ночевал дома и потому проспал. Ну и что?! У тебя тоже бывают в жизни такие моменты, когда ты… нет, не совсем такие, но ты меня понимаешь, старик.

Грязный Гарри ответил обиженным взглядом.

В клинику Звоницкий примчался к самому открытию, успев наскоро принять душ и переодеться. На завтрак времени не хватило, поэтому нудное тянущее чувство в животе заставляло вспомнить о завтраках, которые готовила ему Варвара Михайловна. Глеб стиснул зубы. Он мужчина, добытчик, мачо. Взрослый человек. Нельзя же так позорно зависеть от женщин!

Оказалось, можно. Вдобавок ко всему Яна Казимирова опаздывала на работу, чего с ней не бывало еще ни разу. Глеб Аркадьевич как-то успел привыкнуть, что ассистентка приезжает пораньше, открывает клинику. К тому моменту когда он входил в стеклянные двери, и смотровая, и операционная были готовы, в приемной воспитанно дожидалась рассортированная по степени срочности публика, а Яна с улыбкой подавала Звоницкому свежую отглаженную форменную одежду с логотипом на спине.

Сегодня Казимировой не было на месте, и маленькая красная машинка отсутствовала на стоянке. Перед дверью собралась толпа — небольшая, но очень недовольная. Звоницкий извинился, снял помещение с сигнализации, открыл дверь, зажег свет, впустил народ, переоделся, вымыл руки… Уф, пора было начинать прием, но после бессонной ночи Глеб чувствовал себя не лучшим образом. Все-таки двадцать пять ему было только в мечтах.

Сначала он решил, что Яна попросту проспала — забыла завести будильник, к примеру, или заночевала у друзей. Ветеринар рассчитывал, что девушка вот-вот появится на пороге клиники с виноватым видом, и предвкушал, какой разнос устроит соне. Но время шло, а Казимирова все не появлялась. Улучив момент, когда в клинике наступило относительное затишье, Глеб позвонил своей помощнице, но телефон Яны не отвечал. Снова и снова набирал Звоницкий знакомый номер, но безрезультатно. Начиная закипать, Глеб пригласил следующего пациента.

Как назло, наплыв посетителей в этот день был еще больше, чем обычно. Глебу пришлось отменить обе плановые операции — все равно без ассистента их не провести, а под конец дня он понял, что не справится с потоком жаждущих помощи, вышел в приемную и честно сообщил, что примет только шестерых, остальные пусть ищут медицинской помощи в другом месте.

Когда недовольные клиенты начали покидать приемную, Глеб пообещал, что Яна заплатит еще и за это — потеря репутации самая невосполнимая из утрат.

Клинику Глеб закрыл в одиннадцатом часу ночи. Ноги гудели, как будто он пробежал марафон, а в руках как-то нехорошо покалывало. От голода кружилась голова — за весь день удалось выпить несколько чашек кофе, и все.

Звоницкий понял, что еще одного такого дня ему не пережить. К тому же нужно было выяснить, что случилось с Яной. Ассистентка была надежной, как скала, и безотказной, как автомат Калашникова. Впервые за все время работы Казимирова так подвела Глеба.

Звоницкий с третьей попытки забрался в машину — проклятое колено, о котором он совершенно забыл прошлой ночью, теперь, похоже, решило взять реванш за приступ внезапной молодости. Тормознув у какой-то сомнительной палатки, торгующей кофе и пирожками, он купил пирожок с капустой и, жуя, поехал на поиски ассистентки.

Казимирова проживала на съемной квартире в получасе езды от клиники. Собственно говоря, Яна переехала сюда после того, как устроилась на работу к Глебу. Девушка была родом издалека, с папой-военным исколесила всю страну, училась в Питере, жила в Магадане, ездила с цирком по Краснодарскому краю, так что своего дома у Яны пока не было.

Свет в окнах не горел. Может быть, ассистентка заболела и спит? Вспоминая полузабытые армейские ругательства, Глеб поднялся на пятый этаж панельного дома (само собой, без лифта) и нажал на допотопную кнопку звонка. В недрах квартиры раздался оглушительный рев. Ничего себе, звоночек, просто трубы Страшного суда… Но никто Глебу не открыл. Он позвонил еще несколько раз. Если за дверью был кто-то живой, он непременно должен был выскочить с диким криком и накинуться на Глеба. Ни одно живое существо не могло выдержать такого шума без последствий для мозга — возможно, необратимых. Значит, Казимировой нет дома.

Глеб задумался. Если бы речь шла об одинокой старушке, Звоницкий принялся бы ломиться к соседям, а возможно, даже настоял бы на том, чтобы взломали дверь. Но Яна Казимирова — самостоятельная молодая девушка, чрезвычайно высоко ценящая свою независимость. Если потом выяснится, что она просто уехала навестить подругу в роддоме или встречает на вокзале магаданскую тетушку, а Глеб поднял волну паники, Казимирова ему не простит. Поэтому ветеринар развернулся, спустился по лестнице, сел в машину и поехал домой.