Глеб измерил температуру — тоже ничего страшного. Странно…

— Поить нужно чаще, — посоветовал он. — Собака обезвожена, потому и горячая, и вялая.

— Она не поэтому вялая, — мрачно проговорила Вера. — У нее депрессия.

Звоницкий поднял голову и уставился на девушку. Ему частенько приходилось сталкиваться с хозяевами, которые настолько были привязаны к своим кошечкам и собачкам, что приписывали им человеческие чувства и даже мысли. «Доктор, Мася такая умная! Совсем как человек. Все понимает, только говорить не может». Ладно, пенсионерке, которой престарелая болонка заменяет детей и внуков, еще можно простить такое высказывание, но молодая экстремалка с пирсингом должна более здраво смотреть на вещи.

— Депрессия?! — изумился Глеб. Конечно, у собак, которые являются высокоорганизованными существами, бывают эмоциональные проблемы. Но депрессия — понятие человеческое.

— Точно, — кивнула Вера. — И еще… она хочет умереть. Даже пыталась покончить с собой.

Звоницкий поднялся на ноги и внимательно посмотрел на нее. Девушка не доставала ему до плеча, стояла, засунув руки в карманы штанов, как мальчишка, и смотрела в стену.

— Вера, мне кажется, депрессия скорее у вас, — как мог мягко произнес Глеб. — Может быть, у вас что-то случилось?

Она как-то странно дернула головой, но голос ее остался спокойным и ровным:

— Месяц назад умер мой отец. Томура была его собака. Она его очень любила и теперь никак не может привыкнуть, что его нет. — И Вера окинула тоскливым взглядом пустое инвалидное кресло.

— Примите мои соболезнования. Он болел? — сочувственно спросил Звоницкий.

— Он был ветеран спецназа, — шмыгнула носом Война. — Комиссован после аварии. Много лет передвигался только вот на этом, — мотнула она головой в сторону кресла. — Когда он умер, Томура два дня выла, а потом перестала есть.

— То есть пыталась уморить себя голодом?

— Точно, а потом сожрала ту веревку из моего снаряжения.

— Снаряжения? — наморщил лоб Глеб.

— Я занимаюсь промышленным альпинизмом, — напомнила Вера. — А теперь Томура пытается содрать бинты. Не хочет жить, понимаете? Она ужасно упорная и своего добивается всегда. Прямо как я. Нас ведь обеих отец воспитывал…

— Ясно. То есть все эти симптомы, которые вы описывали по телефону, ничего этого на самом деле нет, — сообразил Звоницкий. — Вы просто не знаете, что делать с собакой, и решили, что я вам помогу.

— Не могу я смотреть, как она помирает! — хрипло произнесла Вера. — Простите, что я вам наврала с три короба. Я просто не знала, к кому мне обратиться.

Она подняла взгляд, и Глеб поразился, какой ранимой выглядит эта вызывающе крутая девица. Ему вдруг подумалось, что Вера нуждается в помощи и утешении ничуть не меньше, чем ее собака.

Вера была невысокой и коренастой, коротко стриженной, как пацан, и вообще не в его вкусе. Глеб терпеть не мог пирсинга, татух и прочего. Особенно его раздражали татуировки — Звоницкий считал их частью тюремной субкультуры и искренне не понимал, зачем молодой девице уродовать свое тело. Девушка слегка наклонила голову, и он заметил какой-то знак, выбритый у нее на затылке, — то ли свастику, то ли что-то похожее. Скинхедов Глеб Аркадьевич не выносил совершенно и мысленно пообещал себе, что покинет этот странный дом сразу же, как выполнит свой профессиональный долг.

— Собаке просто надо время, чтобы привыкнуть, — сказал он.

— А если она не привыкнет? Если умрет от горя, как этот кретинский Хатико? Как мне тогда жить?

Звоницкий задумался. Он не любил давать советы людям, тем более малознакомым. Кто ее знает, эту экстремалку?

— Знаете, Вера, давайте-ка я для начала обработаю швы, раз уж приехал, — проговорил ветеринар и раскрыл свой чемоданчик.

Он попросил Войну помочь, хотя на самом деле нисколько в этом не нуждался. Но Глеб знал, что простые, конкретные действия помогают собраться и успокоиться. Самое страшное — ощущение беспомощности, когда от тебя ничего не зависит. А когда можно действовать, бороться за чью-то жизнь, обрабатывать раны, лить в глотку лекарство, жизнь становится немного проще и понятнее.

Вера только ассистировала — видимо, у нее был порядочный опыт общения с собаками. Ах да, она же говорила, что это уже третья ее овчарка… Томура не сопротивлялась, лежала смирно и только посматривала на Звоницкого умными глазами.

— Понимаете, Вера, — приговаривал ветеринар, поливая шов раствором антисептика, — мне кажется, что Томуре надо сменить обстановку. Вот смотрите, собака лежит в комнате, где жил ее любимый хозяин. Каждая вещь пропитана его запахом, а ведь через запахи собаки воспринимают мир. Неудивительно, что Томура тоскует. И потом, овчарка — рабочая собака. Это не мопс, весь смысл существования которого в том, чтобы жить душа в душу с хозяином и радовать его ужимками. Псине нужна нагрузка, нужно занятие. Для начала переселите ее из этой комнаты. А через пару дней можете начинать тренировки — сначала потихоньку, а потом в полную силу. Начните с нуля — апортировка, охрана территории, аджилити. Тогда Томура поймет, что жизнь продолжается.

Вера вдруг обхватила Звоницкого руками за шею и поцеловала в губы. Ветеринар даже покачнулся от неожиданности.

— Спасибо вам! — горячо проговорила девушка. — Вы не думайте, что я какая-нибудь истеричная дура. Просто Томура — единственное, что у меня осталось от отца. Понимаете?

— Очень хорошо понимаю, — кивнул Глеб. — Когда я служил в армии, у меня тоже была овчарка. Веста. Умнющая, могла бы и без кинолога работать. По-моему, это она меня водила, а не я ее. Ну что, начнем реабилитацию вашей собаки?

Вдвоем они перенесли Томуру в другую комнату, где на стене висел громадный телевизор и стояли растения в кадках. Собака после перевязки и укола выглядела намного живее. Звоницкий вымыл руки в просторной современной ванной с подъемником и прочими приспособлениями для колясочника, вышел оттуда и крикнул:

— Вера, где вы? Уже поздно, я, пожалуй, поеду.

Девушка, не глядя на Глеба, хлопотала у стойки.

— Хотите есть? — вдруг совершенно по-домашнему спросила она. — Вы же после работы, наверняка с голоду умираете. Я вас так неожиданно выдернула… ваша жена, наверное, сердится, да?

— Нет у меня никакой жены, — неожиданно для самого себя признался Глеб. — А вы что же, умеете готовить?

— Шутите?! — с упреком взглянула на него девушка. — Я классный повар! Все друзья признают. Ну так как? Поужинаете со мной?

— Ладно, — махнул рукой Глеб. — Уговорили.

— Тогда за мной!

Вера привела его в полуподвальное помещение, где располагалась кухня. Как и все в этом странном доме, кухня была необычной. В центре помещалась настоящая русская печь, а в углу — вполне современная электрическая плита. Урчал здоровенный зеркальный холодильник. Вера нырнула в ледяное нутро агрегата, вытащила мясо, овощи, зелень, сыр и принялась ловко орудовать ножом.