Долго обсуждать не стали и, быстро всё подписав, принялись обмениваться любезностями. Переводчица приятным голосом щебетала то по-немецки, то по-русски. Я же впервые почувствовала себя частью этого мира. И это, признаться, довольно приятное чувство. Саид представил меня как свою невесту, я же в свою очередь порадовалась, что надела элегантный костюм, а не джинсы, как собиралась изначально. Выпили, обсудили какие-то мелочи по поставкам, а потом что-то пошло не так… Как обычно, в общем-то, и бывает там, где присутствую я.

Саиду кто-то позвонил, и он, извинившись, отошёл. Я смущённо улыбнулась господину Мюллеру, когда тот обратился ко мне на ломанном русском.

– Россия иметь несравненно красиво девушка. Я ему завидовать.

Переводчица ахнула, всплеснула руками и зашлась в комплиментах его русскому. Ну, насколько я поняла по интонации. Я же по-немецки знала только несколько слов, которые ещё в школе использовали как шуточный сленг: «ферштейн» и «дас ист фантастиш». На этом моё знание немецкого заканчивалось.

Мюллер что-то добавил уже на своём языке и уставился на меня, ожидая, пока переводчица растолкует его вопрос. Но та не торопилась. Она перестала улыбаться, как-то растерянно заоглядывалась по сторонам. Мюллер же перевёл на неё требовательный взгляд, и девушка сдалась:

– Простите… Эээ… Господин Мюллер спрашивает вас, не согласитесь ли вы встретиться с ним… Вечером. Конфиденциальность он гарантирует и…

– Что? – выдохнула я, перебивая её.

– Не стоит так волновать, Надя, – прижал к груди свою пухлую ручонку поедатель колбасок. – Я хотеть свидание. С вы. Я плачу больше, чем господин Хаджиев. Много больше.

Я поняла, чего ты хотеть. Засранец. Только вот не поняла, с какого перепугу? Получается, он меня принял за эскортницу? Или за шлюху?

– Вы ошиблись. Я невеста Саида Хаджиева. Переведите ему, а то, видать, плохо понял, – ринулась подняться с дивана, но немец перехватил меня и дёрнул на себя, усаживая на колени.

Да только приземлиться я не успела. Меня в тот же миг вырвали из цепких ручонок Мюллера, а его самого содрали с кресла, и на какое-то мгновение он исчез из моего поля зрения. А когда повернулась, увидела, как Саид тащит его к двери ресторана и, толкнув её ногой, той же ногой даёт пинка любвеобильному немцу.

Я твой рот выебу, скотина, блядь! – рявкнул Хаджиев тому вдогонку и бросился за ним уже на улицу, а я закрыла глаза, судорожно выдыхая.

– Пиздец, – подвела итог переводчица на чистейшем русском, и я не могла с ней не согласиться.

Хруст сломанного носа, челюсти и брызги крови не привели в себя. В голове картинка, где жирный немец тащит его Надю к себе на колени, а дальше провал чёрный. Ни боли в сбитых костяшках, ни каких-либо других чувств, кроме дикого, яростного желания покрошить грёбаного хера на запчасти.

Когда немец отрубился, Саид поднялся, достал ствол и, сняв его с предохранителя, направил на Мюллера.

Позади послышался женский вскрик, и чья-то рука схватила его за запястье. Перед Хаджиевым вырос Ахмед, закрывая немца собой.

– Не надо, господин Саид. Много народу. Нельзя.

– Отвали, а то первым тебя сниму, – рыкнул, вперив дуло в лоб охранника.

– Саид, нет! – голос Нади прозвучал совсем рядом. Слегка повернул голову в сторону и встретился с её взглядом. Перепуганным до ужаса. – Не делай этого. Пожалуйста, Саид, посмотри на меня. Ну? Посмотри! – оттесняя собой Ахмеда, встала перед ним, взяла лицо Саида в свои ладони. От её рук тепло и пахнет ванилью. Тем пирожным, которое она ела. Все только о сделке и думали, а он не мог оторвать взгляда от её губ, которые она пачкала кремом и тут же его слизывала. И сейчас вот залип. – Успокойся. Дыши глубоко и смотри на меня. – Она подалась вперёд, встала на носочки и потянулась к его губам.

Повезло тебе, хер долбаный. Так повезло, что даже не осознать тебе куриными мозгами своего счастья.

Поцеловала. Так, сука, сладко, что унесло нахрен. Башку сорвало. Скосило его, здорового мужика, как тёлку полуобморочную. Оторвал от земли, за собой уволок. Где-то вдали послышалась сирена. Насрать. Ахмед порешает.

– Ну всё. Всё. Успокойся. Саид! Опусти меня на землю. Пожалуйста, – щёки Нади горели то ли от стыда за него, то ли от смущения. Тоже, впрочем, неважно сейчас.

– Давай, – поставив её на землю, открыл дверь машины. – Садись.

– Куда? – отозвалась настороженно. – Подожди, может, ты сначала уладишь всё?

– Сядь, сказал, – буквально затолкав её в машину, пошёл к водительскому сидению.

Ехал более-менее спокойно. Иногда слишком разгонялся, но тут же сбавлял скорость. Кукла и так его в ярости увидела, ни к чему доводить её до паники снова.

– Куда едем? – спросила спустя несколько минут, взглянула на него. – Ты… Как себя чувствуешь?

– Нормально уже, – не полностью остыл, всё ещё кипело дерьмо внутри, но уже убить никого не хотелось. – Я снова сорвался, – сказал зачем-то.

– Я заметила, – в её тоне не сквозило превосходства, как у тех врачишек, что до доктора Смирновой были. Недовольства тоже. Она просто констатировала факт и приняла его. Наверное, даже не сейчас, а намного ранее, когда он только начал к ней приходить. Это изначально и подкупило. Она не относилась к своим пациентам, как к ёбнутым на всю голову, хотя зачастую все они так и выглядят. Надя всегда смотрит с пониманием, даже когда он несёт откровенную херню, которая ну никак не может понравиться женщине. А она всё усваивает.

– Почему ты такая?

– Какая?

– Такая. Никогда не поучаешь, не заставляешь принять свою точку зрения. Почему не показываешь, что боишься меня сейчас?

– А что это изменит? Ты уже сорвался. Такое случается даже с нормальными людьми, что уж о нас говорить? – улыбнулась.

Хаджиев отзеркалил её улыбку. И правда, смешно. Рука на руле всё ещё подрагивала, но контролировать себя уже мог.

– Я ещё кое-что заметил. Ты ждёшь, что я первым заговорю. Будто боишься.

– Нет, не в этом дело. Я, конечно, немного струхнула. Хотя, зачем врать… Я сильно струхнула. Но ведь моя задача не выжимать из тебя признание, что ты поступил плохо и выбивать обещание, что больше ничего такого не сделаешь. Ты сам должен найти ответы на свои вопросы. В этом заключается задача психоаналитика, а я вроде как ещё не уволена с поста твоей мозгоковырялки?

– В данном случае я знаю ответ на вопрос, почему так сделал.

Боковым зрением заметил, как она сплела пальцы обеих рук в замок и отвернулась к окну. Ей тоже интересно.

– И почему же?

– Потому что увидел тебя в руках другого и понял, что это больно. Видеть, как тебя трогает другой мужик. В тот момент я подумал, что убью любого, кто только подумает к тебе притронуться. И хочу тебе сказать, Надь… Чувство абсолютно нечеловеческое. Дикое. У меня соображалка просто вырубилась. Я, правда, хотел ему лоб продырявить. Чтоб мозги на асфальт вытекли. И знаешь… Если когда-нибудь кто-нибудь тебе понравится. Имею в виду, как мужчина. А ты понравишься ему…