— Политбюро, — отозвался тот со смешком.

Угукнув, тему развивать не стал, памятуя о лишних ушах вокруг. Граждане, особенно старшего возраста, иногда бывают излишне бдительными и активными, и доходит порой до совершеннейшего идиотизма.

Если в школьном хоре петь «Коричневую пуговку, слушать рассказы о пограничнике Карацупе и видеть вокруг плакаты с надписями 'Не болтай», то окружающая действительность кажется соответствующей, а шпионы, вредители и прочие мерзавцы будут мерещиться повсюду.

Я ещё в «Доме Колозника» слышал истории о задержанных рассказчиками вредителях, якобы распространяющих колорадского жука на колхозных полях. Не уверен, давали ли «вредителям» реальные сроки, но ведь задерживали «подозрительных», и благодарности за это получали[iii]!

В тусовке неформалов, например, едва ли не каждый может «похвастаться» задержаниями за внешний вид — не такой, понимаешь ли, как у всех советских граждан, а значит — неправильный. В первую очередь, конечно, милиционеры стараются, с проверкой документов, выяснением обстоятельств и последующими сигналами на место работы или учёбы.

Было, не было… доказывай потом, что не было, ведь бумага — вот она! И на милицию тут не наговаривайте! Бдят! Ведут воспитательную работу!

Отдельно — граждане со шпиономанией, которые норовят не просто сдать подозрительного человека милиционеру, но и подчас придумывая подробности. Бывает, «общественность» задерживает и сама, и это почти всегда — ой… с последствиями, вплоть до травматологии.

— Приехали, — пару минут спустя сообщил мне Стас, протискиваясь к выходу мимо толстой бабки колхозного вида, раскорячившейся со своими сумками и узлами на весь проход, и бдительно растопырившейся над ними, не иначе как воспринимая всех москвичей потенциальными ворами и грабителями.

— Да чтоб тебя! — ругнулся он на водителя, выходя из автобуса в лужу, и, шипя не хуже рассерженного кота, переходя её на цыпочках. Я примерился было перепрыгнуть, но на влажном асфальте уже лежит тонкий покров снега, и… к чёрту! Авось…

… но нет, всё-таки промочил!

— Где же… — бубнит себе под нос Стас, вглядываясь в дома, но очевидно, в мрачной зимней темноте, да когда ветер со всех сторон несёт крупные хлопья сырого, рыхлого снега, всё выглядит несколько непривычно.

— А, всё! Понял! — воскликнул Намин, и, повернувшись ко мне, пояснил:

— Я в последний раз здесь весной был, а сейчас вон сколько новых домов появилось! Да и… чёрт, ландшафтнесколько иной был, — усмехнулся он, обходя груду промёрзшего песка, выползшего за пределы строительной площадки, прямо на тротуар.

Лифт, как водится, не работал[iv], так что на седьмой этаж мы поднимались пешком, но впрочем, невелика проблема.

— А, Стас! — заорал уже хорошо нетрезвый парень, открывший нам дверь после длинной череды нажатий на дверной звонок, — Ахпер ес[v]!

Обняв Стаса и коснувшись щекой щеки, он обратил внимания на меня, и, обхватив мою руку своими, не выпуская при этом терпко пахнущий бокал, затряс.

— Рад, очень рад… вы же Миша, так? Стас много о вас рассказывал! Давай на ты, да, брат⁈ Шалом!

— Шалем у враха, — отвечаю на автомате, пожимая не то руку, не то бокал.

— О! — неведомо чему восхитился встречающий, — Рад, очень рад! Ну что же вы на пороге стоите? Проходите, проходите!

В трёхкомнатной квартире, не слишком просторной, пока не слишком громко, проигрывается на пластинке что-то джазовое и смутно знакомое, и уже изрядно накурено, но пока не пьяно. Собственно, единственный пьяный, это встретивший нас парень, он же владелец квартиры.

Народу — полно! Чёрт его знает, но советская действительность, с квартирниками и вечеринками, какая-то всегда шпротная, душная, накуренная и пахнущая разом табаком, водкой, духами «Красная Москва» и всякой дрянью.

В кафе почему-то собираться не принято, во всяком случае вот так вот, компаниями. Хотя чего это я… основное ж в таких посиделках, это не еда, а кухонное диссидентство, с анекдотами о Вождях, приглушёнными разговорами о запрещённом Самиздате, да песни из числа неодобряемых цензурой.

В зале накрытый стол, заставленный всякими советскими деликатесами, и он не то чтобы ломится, но всяких ветчин, нарезок и вазочек с икрой с избытком! Дорохо-бохато…

Кто-то возится на тесной кухоньке, из которой тянет запахами и жаром, а заодно — сквозняком из открытой настежь форточки. Слышны только голоса, звоны и звяки, да ясно, что там, на кухне — своя атмосфера, где теснота — не всегда плохо…

Стас, не теряя времени, всучил мне переданный кем-то бокал с коньяком и принялся знакомить с присутствующими. Отпивать не спешу, но судя по запаху… а впрочем, по нарезкам можно понять, что подделок или дешёвых аналогов здесь не будет по определению.

— Слава! — перекрикивая музыку, не ко времени сделавшуюся слишком громкой, представлял он мне своих знакомых. Послушно жму руку волосатому Славе, рассказывая, что мне очень, очень приятно…

— Ованес… — небрежная отмашка рукой на встретившего нас парня. Дальше я не понял, кем и каким именно боком он приходится Стасу. Не то дальний родственник и почти близкий друг, не то хороший друг близкого родственника… но в общем, родной человек и почти что брат.

— Лариса Кашперко… — представляет Стас миловидную девицу примерно моего возраста, — она вместе с Ниной в школьном ансамбле поют.

— «The Kids», — уточнила Нина, сделав паузу, но я, не чуткий и не понимающий, даже не попытался делать вид, что хоть что-то слышал о них. Сколько их, таких школьных ансамблей?

— Андрей… Андрей! — Стас повысил голос, махнув смутно знакомому парню, хохочущему в компании двух девчонок.

— Андрей, собственно лидер группы «The Kids», — представил мне парня Стас.

' — Макаревич' — мысленно добавил я, дорисовывая кудри и сообщая, что мне очень приятно…

Пиетет? Да откуда… привык уже, не вздрагиваю…

Грея в руках бокал с коньяком, перемещаюсь по квартире, общаясь понемногу с каждым. Звонок…

— Дед приехал! — громко сообщил Стас, выглянув зачем-то в окно, и музыку тут же сделали потише, а сигарет чудесным образом стало меньше.

' — Ага, — озадаченно констатировал я, разглядывая