в море деморализованных ракшасов, неторопливо помахивая палашами — всегда кого-то насмерть... Больше проку было от слажено работавших десяток и пятёрок — на них в основном и разбились все сколь-нибудь опытные воины, да и эта недолгая «линия» на правом фланге — тоже. От повального бегства башибузуков держала только собственная жадность — каждый желал кусочек золотых доспехов, но, стоило ракшасам разграбить одного врага, как начиналась драка среди своих, не обращавшая внимания на всадников.

...Принцессе как раз удалось спешить одного из кавалеристов, которого сейчас добивала её десятка, как вдруг слева, забираясь склоном холма — удивительно быстро — выскочил его товарищ. Копьё запуталось в сбруе мертвеца, и девушка уже успела проститься с жизнью, как вдруг лошадь неожиданно для всадника испуганно всхрапнула и села на задние ноги. В наступившее мгновение даже успел прозвучать радостный крик Хасана: «Ё-моё! Я ж её в задницу!..»... Потом, изнасилованная таким образом кобыла взбрыкнула, вздёрнув крупом с так и торчащим меж ягодиц копьём, отбросила Хасана в одну сторону, всадника — в другую, и начала в ярости топтать ни в чём неповинного наездника копытами. Хасан, с синяком во всё лицо, смеялся, глядя на это, хлопая себя по бёдрам, и не заметил, как к нему незаметно подкрался очередной враг. Мацуко крикнула ему: «Берегись!» — но какой прок, он всё равно был без оружия — и невероятным прыжком, (удар невидимых крыльев в таком безумном ералаше всё равно никто не заметил), перемахнула через беснующуюся лошадь, и, приземлившись на коня перед седоком, уже замахнувшимся палашом на друга, рубящим ударом, с разворота корпуса, перерезала ему горло наконечником.

Но сама не заметила слева его напарника — только краем глаза ощутила какую-то тень, ветер от взмаха клинка — но слишком поздно, руки были зафиксированы крыльями, копьё было в правой руке и взято слишком коротким хватом, чтобы защититься. Она успела только обернуться, убирая крылья, да древком слегка ослабить удар, прежде чем он обрушился на неё...

Боль, страшная боль и холод пронзили демонессу. Удар скользнул по левой груди, и из открывшейся раны мгновенно брызнула настоящая, ярко-желтая кровь демонессы, её капли, попав на торжествующего врага, мгновенно прожгли насквозь его плоть и доспехи. «Только бы не рулевые крылья!..» — подумала принцесса, падая с коня. Она попыталась встать, но тело отказывалось слушаться, все силы уходили на то, чтобы держаться в сознании. Подбежал Хасан: «Яван, ты что, ранен?!» Мацуко отчаянным усилием воли остановила кровь и придала иллюзии вид ран, что заметила у лежащих вокруг порубленных ракшасов. Потом, дожигая шаровары, откатилась подальше от лужи собственной крови — иначе никто бы не смог к ней подойти и помочь, и, уже теряя сознание, магически залечивала, а больше — бинтовала, бинтовала, бинтовала, новыми слоями изоляции свою рану....

...Что-то бухало вдали...

...Десятки ног, пробегающих мимо лица... Чья-то отрубленная кисть руки... что-то бухает вдали...

...Её несут, голос Хасана: «Посторо-о-онись, десятник ранен!», «Десятник ранен!»... Тот, кто её несёт, хромает на раненую в бедро ногу... что же там бухает?!..

...Откуда-то сбоку выплывает измазанное в какой-то гадости лицо Али Язида: «Давайте, я понесу?..»... Али ещё так смешно наклоняется, заглядывая Явану в глаза... Жаворонок поёт высоко-высоко в поднебесье...

...- Товарищ драгонарий, мы взяли все батареи!

— Отлично. Потери?!

— Никак нет, прошло как по маслу. Весь боекомплект и даже патроны в целости и сохранности! Без единого выстрела!

Тардеш посмотрел в бинокль на толпу ракшасов между холмами с одиноко мелькавшими в их море фигурами редеющих кавалеристов:

— Маршал Явара, выручайте своих копейщиков. Да и вообще, давайте все на лётное поле, теперь там у нас рубеж атаки.

— Есть! — демон был непередаваемо рад ввязаться в драку.

— Буду лично обязан, если сохраните оборудование аэропорта и как можно большее число самолётов.

— Вы будете гордиться нами, Тардеш-тейтоку!

— Товарищ легат, — сказал в другую рацию Тардеш: — Экономно, прицельно, начинайте подавление вражеских огневых точек.

...Глухо забухали зенитки...

Полевая хирургия

...Она очнулась только после боя, и сначала не понимала, где находится. Это было просторное, но очень тёмное помещение, в дальнем конце которого находилось окно, похожее на щель, а на полу — кучи непонятных предметов.

Ещё одно окно, вероятно, находилось за спиной девушки — и было открыто или разбито, судя по сквозняку, продувавшему её вместе с раной. А может, там была открытая дверь...

Нет, окно — полоса чуть заметного сумеречного света, падавшая из него, освещала согнутые ноги лежащего и чью-то спину без головы. Это зрелище сразу поставило всё на свои места — в странных, разбросанных по полу предметах принцесса опознала ракшасов — изувеченных, раненых, лечимых на скорую руку, и поэтому иногда неузнаваемых под слоями излишних повязок.

«Спина без головы» зашевелилась, и оказалось что это Хасан — такую рожу ни с чем не спутаешь!

— Привет. Ты что, тоже ранен?

— С добрым утром! Вот те раз! Обычно спрашивают: «Где я?»!

— Ну, хорошо. Где я?

— На такой верхотуре, сам представить не сможешь! Нам целую башню отдали под казармы, вот, а на верхних этажах — лазарет. Говорят, здесь самые богачи жили!

— Тише. Ты сказал «доброе утро», а был закат, когда меня ранило. Долго я провалялся? Серьёзно я ранен?!

— Лекарь и брадобрей говорят, что оправишься. А насчёт утра я пошутил — сейчас уже вечер. Мы, кстати, победили, если ты не заметил. Эх-эх, буквально потерпел бы чуток, не лез бы на рожон — нас ведь уже шайтаны выручать летели! Зачем сунулся меня спасать?!

— Тогда бы я потерял хорошего друга...

— Ладно, спасибо, я у тебя в долгу...

— Ты ж меня спас от химеры, потом вынес с поля боя. Это я твой должник.

— Ну, как хочешь! — Хасан смешно развёл руками: — Тебе-то что надо? Воды, горшок...

— Нет, только холодно... дует...

Ракшас перегнулся через неё, и что-то поправил, шурша бумагой.

— Так лучше? Тут один полудурошный, как увидел, что ему руку оттяпали, прямо через тебя в окно сиганул. Мы бумагой на сопли окно заклеили, да всё равно продувает. Я тебя книгами загородил — толстенные, словно Коран, еле дотащил! Потом натянем палатку, будет теплее... Ещё что-то?! Шаровары твои пропали — какого-то шайтана рядом ранили, чудом тебя не обжег своей шайтановой кровищей! Я новые, вот,