– Это ему товарищи по Политбюро помогли, которые Подгорного на дух не переносили. Да еще ситуация в Европе, где еврокоммунисты воду мутят. Вот почему в нашей новой Конституции отныне закреплена ведущая роль компартии. Но ты забыл, что перед Подгорным Брежнев убрал еще и Шелепина, выведя его из Политбюро и отправив руководить пэтэушниками – так у нас называют учеников профессионально-технических училищ (Александр Шелепин был отправлен в отставку в апреле 1975 года. – Ф. Р.).

Как ты помнишь, на Шелепина я возлагал надежды еще тогда, в Грузии. Но ведь он и сейчас еще мог бы пригодиться – ему в этом году исполняется только шестьдесят лет. На фоне Брежнева, которому семьдесят один, он выглядит огурчиком. Между тем из 15 нынешних членов Политбюро восьмерым уже семьдесят лет или близко к этому, а четверым перевалило за шестьдесят. И только троим еще нет шестидесяти, причем самому молодому из них – Григорию Романову – только пятьдесят три года.

– Я смотрю, ты здесь времени зря не теряешь, – засмеялся Дин.

– Да, времени на подобные размышления у меня здесь предостаточно, – согласился с репликой друга Юрий. – Так вот, возвращаясь к нашим баранам. Брежневу уже за семьдесят, а президенту США Картеру только пятьдесят два. Президенту Франции Жискар д’Эстену в этом году будет пятьдесят. Даже во главе ведущих европейских компартий стоят люди моложе Брежнева: испанцу Каррильо сейчас шестьдесят лет, а итальянцу Берлингуэру – всего пятьдесят три года. Ну, бог с ним, с возрастом, ведь иной мужик и в семьдесят лет выглядит молодцом. Вон, моему отцу скоро шестьдесят восемь будет, а он даже после инфаркта может дать фору нам обоим вместе взятым. Однако к Брежневу это как раз и не относится – он болен, и с каждым годом его здоровье только ухудшается.

– Кого же ты видишь его преемником? – поинтересовался Дин.

– Ты зря считаешь, что только я один мечтаю о приходе нового руководителя, – ответил Юрий, вновь взявшись очищать апельсин от остатков кожуры. – Об этом мечтает подавляющая часть населения. Потому что люди тоже устали от лицезрения больного руководителя, про которого по стране ходит куча анекдотов. Вот, кстати, последний. Брежнев приходит на переговоры, а на ногах у него разные ботинки: один черного цвета, другой желтого. Товарищи начинают над ним смеяться, а Брежнев недоумевает: «А чего вы смеетесь, у меня и дома два таких ботинка: один черный, а другой желтый».

Увидев, как Дин прыснул от смеха, Юрий продолжил свою речь:

– Вот видишь, и тебе смешно. Но это смех сквозь слезы. В стране с таким руководителем расшатана идеология, загибается экономика, растет коррупция. О каком движении вперед может идти речь, если эти старые пердуны из Политбюро только и думают, как бы безбедно дожить свой век, а после них хоть трава не расти. Поэтому молодежь у нас все сильнее смотрит в сторону Запада, а взрослое население сплошь спивается.

– Как ты, – едко заметил Дин.

– Да, как я! Причем если люди внизу пьют от безысходности, то я пью от ужаса, поскольку вижу собственными глазами, до какой степени загнивания дошла наша руководящая верхушка. Иной раз даже думаю: неужели сама номенклатура не понимает, что такая ситуация гибельна и для нее самой. В 64-м ей хватило ума сместить Хрущева, а сегодня она палец о палец не ударяет, чтобы отправить в отставку немощного Брежнева.

– Видимо, ваша номенклатура состарилась вместе с Брежневым, – не скрывая сарказма, произнес Дин.

– Ты абсолютно прав. Короче, все идет к тому, что через несколько лет такой жизни некогда великая страна, как у нас говорят, «сыграет в ящик». Причем Западу не надо будет посылать сюда своих солдат и забрасывать нас ракетами – мы все сделаем сами. И сбудутся слова Ленина о том, что никто не может нас погубить, кроме наших собственных ошибок. Ты с этим согласен?

Дин ответил не сразу. Сначала он в течение нескольких секунд неподвижно смотрел в пол, после чего поднял голову и, глядя другу в глаза, произнес:

– В отличие от тебя я все-таки оптимист. Не могу я смириться с тем, что первое в мире государство рабочих и крестьян так бездарно закончит свое существование. Что страшная война и другие беды, которые за эти десятилетия обрушивались на вас, окажутся напрасными. Что в вашей стране есть люди, которые собственными руками отдадут на поругание ту родину, за которую сложили головы двадцать миллионов их соотечественников. У меня просто не укладывается это в голове.

Этот монолог, который Дин произнес на одном дыхании, подвел итог их разговору. Так и не притронувшись к очищенному апельсину, Юрий положил его обратно в пакет и усталым голосом сообщил:

– Ты извини, Дин, но мне через десять минут надо идти на процедуры. Отцу передай, что у меня все нормально и через три дня меня выпишут, – пусть успокоит мать. Если хочешь, мы можем встретиться с тобой после моей выписки.

– Увы, но тогда меня уже не будет в Москве, – развел руками Дин. – Но я приеду в апреле на съезд ВЛКСМ.

– Значит, встретимся в апреле, – сказал Юрий, после чего добавил: – Надеюсь, к тому времени наша страна еще не развалится.

Из Москвы Дин отправился в Прагу, где на студии грамзаписи «Супрафон» записал диск под названием «Моя песня для тебя». В эту пластинку, которую Дин записал с двумя оркестрами – студийным и «Дискоболзом», – вошли 12 песен, львиная доля из которых была написана в содружестве с чехословацкими композиторами. Список этих песен выглядел следующим образом: «Эй, Билади» (Дин Рид), «Синди» (П. Ребер – Р. Цуковский), «Сумасшедшее оружие» (Р. Муни – Ч. Силз), «Достоинства» (К. Свобода – Дин Рид), «Желаю тебе всего хорошего» (П. Хапка – Дин Рид), «Этот поезд» (музыка народная, обработки В. Попелки, Дина Рида), «Скажи мне» (Я. Неккарж – Дин Рид), «Без тебя» (П. Анка), «Певец» («Эль Кантор») (К. Свобода – Дин Рид), «Рыжеволосый незнакомец» (К. Штутц – Линдеманн), «Моя песня для тебя» (К. Свобода – Дин Рид), «О, Иерусалим» (Я. Клемпирж – Дин Рид).

В ГДР Дин вернулся в начале марта и угодил в самый эпицентр трагических событий. 6 марта во время поездки в Ливию погиб член Политбюро ЦК СЕПГ Вернер Ламберц. В стране это событие вызвало настоящий шок и массу всевозможных слухов.

Дин знал Ламберца по встречам в Вандлице – несколько раз они играли вместе в теннис и общались после игры. Ламберц производил впечатление умного и обаятельного политика, к тому же одного из самых молодых в составе восточногерманского Политбюро. Свое восхождение к высотам партийной карьеры он начал с работы в Союзе свободной немецкой молодежи – аналога советского комсомола. В последние годы Ламберц отвечал в Политбюро за международные дела (курировал ближневосточный регион) и достиг на этом поприще заметных успехов. Его активность и организаторские способности стали поводом к тому, чтобы в народе пошли слухи о том, что именно Ламберц в скором времени должен занять место стареющего Хонеккера на посту лидера страны.

Дин был в курсе этих разговоров и в принципе разделял то же мнение. А после встречи в Москве с Юрием Купцовым и разговора о Брежневе он только утвердился в своем мнении. Нельзя было допустить, чтобы и в ГДР сложилась ситуация, когда стареющий руководитель (а Хонеккеру шел уже 66-й год) пожизненно узурпировал бы пост руководителя страны. Однако чаяниям Дина и миллионов восточных немцев не суждено было осуществиться: Ламберц погиб.