Корто, начальник службы безопасности Делихона

«Более чем за двадцать лет совместной жизни я впервые вижу свою жену перед зеркалом, — отметил про себя Корто, сбрасывая в прихожей обувь. — Да еще с таким упадническим выражением лица». Если бы он был совсем честен сам с собой, то отметил бы, что упадническим у Вероник Хетчлинг в данный момент было не только выражение лица. Все — поза, прерывистое дыхание… Даже изящные продолговатые серьги в ушах висели как слезы.

Корто подошел сзади, Вероник увидела его, но не прореагировала. Она продолжала, не отрываясь, рассматривать свое отражение. Вид у нее теперь был такой, словно она всерьез решала: отравить то чудовище, которое смотрело на нее из зеркала, или обезглавить. Ничем не выдавая своего недоумения, Корто коротко доложил о событиях дня: мальчик очнулся, сначала жутко переполошился из-за якобы недополученного ухода, потом осмотрел свои перья и успокоился, Лала так и не смогла растворить привезенный с Когнаты порошок, сказала, что у нее есть другие варианты…

— Вероник, ты меня не слушаешь.

— Она красивая, — задумчиво произнесла Вероник, продолжая изучать себя в зеркале.

— Лала? Да, она очень красивая. Она необыкновенная, — необычные добрые морщинки собрались в уголках глаз Корто. Он с довольным видом сплел руки в замок над головой и потянулся, как кот, всем телом. В этот момент из района зеркала донесся звук, которого он никогда не слышал в пределах своей квартиры. Корто опустил глаза. Говорящий меланохламис и «эбриллитовая леди» Конфедерации, гроза всех морей и океанов Вселенной Вероник Хетчлинг плакала, уронив голову на руки.

— Она… красивая, — безутешно повторяла Вероник, — я знаю… знаю. А я — просто уродина по сравнению с ней. Я же все вижу. Я все понимаю.

Корто остолбенел. Впервые в жизни. На долю секунды. Внезапно, решившись, опустился на колени подле жены, взял ее за руки, повернул к себе, заглянул в зареванное лицо.

— Что ты, Ника? Ты… ревнуешь?

Она кивнула сквозь слезы.

— Оххх, — Корто погладил ее запястья, перецеловал по очереди каждый палец, приставил ладонь к ладони, полюбовался: они у них были практически одного размера — наконец сцепил свои руки в замок с руками жены, положил ей на колени, пристроился подбородком сверху.

Вероник, сглатывая слезы, следила за его манипуляциями. Каждый из этих, казалось бы, простых и бессмысленных жестов, заставлял ее сердце сжиматься — от надежды, от счастья, от чувства полного доверия и взаимопонимания, которое она испытывала всегда, когда муж был рядом. Всегда — до той минуты, когда увидела на экране коммуникатора тонкокостное лицо с задумчивыми глазами и носом горбинкой, абсолютно воздушное, полупрозрачное, в обрамлении светло-золотистых волос и услышала полный нежности голос Корто: «Лала! Давно не слышались, девочка…» И в ответ — лучистый взор, сияющая улыбка и такая же нежность в голосе…

На космодром встречать гостью с Когнаты, которая «единственная может спасти Кори», Вероник не поехала, сослалась на неотложные дела. А потом сделала то, чего никогда не позволяла себе по отношению к хорошо знакомым людям: запросила в службе безопасности космодрома пленку с записью встречи и просмотрела подряд пять раз, с каждым разом еще больше убеждаясь: все, что она видит, правда. И то, как когнатянка на высоких каблуках, рискуя сломать шею, бежит по трапу вниз — к Корто, к ее Корто. И то, как он, засунув в карман темные очки и отбросив в сторону трость, хромает навстречу с вытянутыми руками, в которые она, как маленькая девочка, прыгает с радостным визгом. И все остальное. И поцелуи. И объятия. И его глаза. Не такие, какими смотрит сейчас он на нее снизу вверх. Другие. Непонятно, в чем другие.

Вероник Хетчлинг не была бы женщиной, которой боялся сам Гетман, если бы не спросила, в лоб и без предисловий:

— Ты любишь ее?

Корто не был бы мужчиной, которого любила всю жизнь Вероник Хетчлинг, если бы не ответил:

— Разумеется. Она моя единственная дочь.

На какой-то момент Вероник показалось, что она в пещере на Сколопаксе, и ей нечем дышать. Она с силой сглотнула гадкий соленый комок, забившийся в горло, и хрипло потребовала:

— Повтори.

— Сколько хочешь, — улыбнулся Корто. — Она. Моя. Дочь. А у меня всегда были сильны отцовские чувства. Так что люблю, разумеется. И чувствую себя ужасно виноватым. У девочки страшный комплекс: она всегда мечтала быть принцессой, а выросла на демократичной Когнате. Вместо дворцовых балов и королевской охоты — собрания преподавательского состава и гонки на собачьих упряжках. Вместо бархатного декольте и умбренского ожерелья — шуба до пят и кожаные штаны. Я вижу в этом некое несоответствие, ты согласна?

Вероник Хетчлинг, вмиг ставшая самой собой, на всякий случай приложила руку ко лбу мужа. Температуры не было.

— Давно она знает?

— Давно. С шестнадцати лет. Мы не хотели рассказывать. Но у нее был роман… с верийцем. Когда ее мать, Регда, устала выдумывать абсурдные причины, почему им никогда не быть вместе, среди которых первое место занимала его бедность, пришлось проинформировать их обоих о генетической несовместимости верийцев и аккалабов.

Корто поднялся с колен, давая этим понять, что для него вопрос исчерпан. Отошел к шкафу, начал переодеваться в домашнее. Вероник тоже встала. На полпути к двери в ванную спросила через плечо:

— А ее мать? Ты любил ее?

— Нет, Вероник, — Корто просунул голову в водолазку, недовольно повертел шеей. — На этот вопрос я отвечаю тебе однозначно и честно. Нет, я ее не любил. Просто… я иногда прилетал на Когнату. Дипломатические миссии, знаешь ли. Регда не возражала. Не знаю уж почему. Королева тоже не возражала, пребывая в благом неведении.

— Она замужем? — голоса Вероник хватало, чтобы разговаривать из ванной при включенных на всю мощь кранах.

— Регда?

— Регда меня не интересует, поскольку она не интересует тебя. Твоя дочь — она замужем?

— Нет. Она до сих пор его любит, того верийца.

— Ну, так разреши. У меня нет детей, я живу. Возможно усыновление. Насколько я поняла, дело именно в этом, а не в том, что ему ей некуда вс…

— Вероник!!! — Корто в ярости тоже вполне способен перекричать шум воды.

Вероник, потряхивая мокрыми волосами, появилась на пороге ванной.

— Что ты шумишь? — недовольно спросила она. — Давай мне номер коммуникатора верийца. Мы добудем этого парня для твоей девочки. За уши притащим. Даже если он женат. Хочу, чтобы она была счастлива. Ничего без меня не можете…

За годы супружества Вероник Хетчлинг научилась многому, только не вовремя останавливаться, когда она видит такое выражение в глазах своего мужа.

— Ах, тебе номер коммуникатора… — елей и патока, патока и елей. И пора бы уже заметить, что руки у обычно спокойного Корто дрожат мелкой дрожью.