Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он решил во что бы то ни стало добиться руки молодой княжны. Доброслав должен был по этому поводу вести переговоры со старым князем, к которому он и отправился в тот же вечер.
Догадывался ли князь или знал верно, с чем пришел Доброслав, но только перевел разговор на другое, и, извиняясь утомлением, отослал его до следующего дня.
Рано утром князь позвал к себе духовника, благочестивого Про-копия. Этот священник не занимал никакого положения в духовной иерархии. Он совершенно отрекся от личной жизни, посвящая себя исключительно обращению язычников и руководя новообращенными. Жил он в замке в крохотной келье и вел образ жизни аскета. Неутомимо истреблял он в Чехии остатки старой веры, наставляя и обращая самых закоренелых язычников. Не делая никакого исключения, он указывал им всем их скверные поступки, не стесняясь даже громить в своих речах, в случае надобности, и старого князя.
И гордого Болеслава, перед которым все дрожали, священник Прокопий заставлял выслушивать самую горькую правду и считаться с его мнением. Не раз приходилось князю унижаться перед скромным духовником. Прокопий обыкновенно носил платье из простого и толстого сукна и деревенские сапоги. Лицо у него было исхудалое, загоревшее, волосы преждевременно поседели. Спокойствие душевное и равновесие его никогда не покидали.
В вышеупомянутое утро Прокопий, узнав, что его желал видеть князь, немедленно к нему явился.
— Отец мой, — обратился к нему князь, — нуждаюсь в вашем совете.
Духовник молча наклонил голову, продолжая слушать.
— Вам ведь известно, кто гостит теперь в моем доме?
— Язычник, упорствующий во грехе.
— Да, вы действительно правду сказали… Но не думаете ли вы, что было бы большой заслугой с моей стороны и со стороны всего моего рода, если бы через нас он и народ его приняли святую веру Христову?
— Да поможет этому милосердный Бог! — воскликнул отец Прокопий, складывая руки, как к молитве, и впиваясь глазами в старого князя…
— Мешко просит руки Дубравки…
— Вместе с крещением…
— Он не отказывается… но раньше должен подготовить к этому свой народ… Как быть? Отдать ему дочь?
— Если через нее прольется на страну свет и спасение народа, ведь не пожалеете вы Богу посвятить вашу дочь? Отдали уже одного сына и дочь… пожертвуйте другой, и простит Он вам ваши грехи…
— Больно заставлять дитя против ее воли, — проговорил князь. — Одно остается мне!.. Единственное средство!.. Идите, отец мой, приготовьте ее, просветите ее, а когда вам наконец удастся это сделать, пришлите ее ко мне.
Священник тотчас ушел исполнять поручение.
Оставшись один в своей опочивальне, князь подошел к окну, откуда виден был большой замковый двор, на котором теперь происходили разные забавы. В этот момент молодежь как раз бегала с копьями взапуски. В забавах принимали участие князь Мешко и наследник Болько.
Это напомнило старому князю кровавое утро в день святых Дамиана и Козьмы, когда тридцать лет тому назад набожный Вячеслав тоже на заре устраивал подобные игры в последний раз… Болеслав вздрогнул… Покаяние, жертвы, глубокое сознание преступления — все это не могло успокоить его совести, и страшная картина, казалось, навеки запечатлелась в его памяти. Слезы полились у него из глаз, и он болезненно сжал руки. Дрожащими устами он начал шептать молитву. Все остальное, происходившее перед его глазами, его больше уже не интересовало. И хотя он продолжал еще смотреть во двор, но ничего уже не видел.
Он не отдавал себе отчета в том, сколько времени прошло с того времени, когда ушел Прокопий, как вдруг дверь в опочивальню распахнулась, вошла Дубравка, одетая в роскошное платье, вся в лентах, кольцах, серьгах, жизнерадостная, с веселой улыбкой на прекрасном личике, целуя протянутую к ней отцовскую руку.
Старый князь с удивлением и почти со страхом посмотрел на счастливую дочь, предполагая, что Прокопий не исполнил поручения и не предупредил ее о том, о чем ему теперь придется с ней говорить.
Княжна с улыбкой смотрела на отца.
— Дубпавка, — обратился к ней князь, — а отец Прокопий был у вас?
— Только что расстались с ним, милостивейший князь и отец мой!
— Разговаривал с вами?…
Дубравка вся зарделась, опуская глаза, но моментально подняла их на отца.
— Говорил…
— Ну и как же? Охотно ли понесете крест среди язычников? — спросил он дрожащим голосом.
— Охотно… Да, с охотой! — воскликнула Дубравка. — Чувствую, что это мое призвание!..
— И ничего не боишься?
— Ох, ничуть! — смеясь, проговорила Дубравка. — У меня хватит сил! Князь Мешко не кажется мне страшным…
Болеслав, видя, с каким легким сердцем его дочь собиралась бросить родительский дом, расстаться с родными и стариком-отцом и следовать за чужим человеком в незнакомые ей края, испугался и взгрустнул.
— И не жаль тебе Градчина и Праги, — тихо прошептал он, — и меня старого отца, и сестры, и брата?…
— Ох, жаль, страшно жаль!.. — поспешила ответить девушка. — Но разве не учили нас, что женщина должна следовать за мужем?… Я не создана для монастыря, как Млада… Я люблю иную жизнь… и тишина мне в тягость…
Сказав это, она сконфузилась, опустила глаза в землю, но улыбка не сходила с ее уст.
Она подошла к отцу и поцеловала его руку; старик молча обнял ее за голову и грустно вздохнул.
— Иди, дитя мое, — оказал, — пусть Бог благословит тебя в новой жизни… Иди… И мне пора к гостю…
Еще раз поцеловав руку отца, Дубравка поскорее выскочила из комнаты.
Старый князь позвал слуг.
Теперь он пошел во двор посмотреть на состязания, где Мешко мог пощеголять своей удивительной ловкостью и необыкновенной силой.
Молодежь стреляла из лука, бросала в цель копья, бегала и показывала удивительное искусство в верховой езде.
Усталые и весело болтая, все отправились в горницу, где уже ранний обед был приготовлен. И опять, как и накануне, оба князя заняли места за одним столом, интимно беседуя.
Болько считал уже Полянского князя почти своим сыном.
Дубравка явилась к обеду одетая еще наряднее, еще красивее, чем накануне, лицо ее сияло радостью.
Мешко посмотрел на нее и вдруг, будучи не в состоянии больше сдерживаться, обратился к старому Болеславу:
— Милостивейший князь, если я на самом деле поклонюсь вам в ноги, умоляя вас отдать мне вашу дочь, что