– Господи, но почему же они так громко кричат? – недоумевала Селия.

Вскоре, слава богу, мы отъехали достаточно далеко и больше не слышали этих криков. Я, наконец, поудобнее устроилась на сиденье и попыталась унять охватившую меня дрожь.

Я не представляла себе, я никогда не думала, что потеря случайных заработков в поместье так сильно и так скоро ударит по деревне. Впрочем, крестьяне лишились работы не только в нашем поместье; мы подали пример соседям, наняв за гроши целую толпу батраков из работного дома, которых агенты собрали в беднейших семьях, вынужденных жить за счет приходской благотворительности; и сразу же подобная практика была взята на вооружение другими фермерами и сквайрами, ибо в нашей немалой округе мы всегда пользовались авторитетом. В Хейверинг-холле давно уже перешли на подобную форму использования наемного труда; там батракам платили меньше всего и использовали их всего несколько дней в месяц. И вот теперь, когда и Широкий Дол стал пользоваться услугами работного дома, крестьяне лишились последнего надежного работодателя в этой части Сассекса.

Позорное самоубийство Джайлса было, разумеется, свидетельством неспособности этого старого безумца приспособиться к условиям нового мира. Хотя его опасения насчет того, что, если в Широком Доле для него больше работы нет, ему ничего другого не остается, кроме как податься в работный дом, были, возможно, справедливыми. Агенты, сборщики заказов, собирали в свои команды только самых трудоспособных и умелых, и Джайлс никогда не смог бы стать членом такой бригады. Значит, для него оставалось только жалкое существование в работном доме – а это было похуже, чем чичестерская тюрьма: это была верная дорога к смерти. Старик, конечно, совсем спятил от горя, раз решился на самоубийство. Отнюдь не такой реакции мы ожидали в ответ на наши попытки более рационально и выгодно использовать земли Широкого Дола. Меньше всего мне были нужны муки совести из-за этого старого дуралея. Только сумасшедший на моем месте отнес бы смерть Джайлса на собственный счет и стал бы уверять себя, что сделал жизнь крестьян в Широком Доле невыносимой.

Так я убеждала себя весь обратный путь. А когда мы вошли в дом и заперли за собой парадную дверь, я была вполне готова немедленно начать успокаивать Гарри, который больше меня нуждался в поддержке. Мы с ним задержались у горящего камина в гостиной, а Селия поднялась наверх, чтобы снять шляпу и накидку и забрать из детской детей, чтобы мы могли все вместе сесть за праздничный стол.

– Боже мой, Беатрис, как это было ужасно! – воскликнул Гарри. Он в два прыжка пересек гостиную, налил себе шерри и сразу опрокинул в себя содержимое бокала, прежде чем предложить и мне. – Они же были как звери! Как дикари!

Я с нарочитой беспечностью пожала плечами и спокойно сказала:

– Ну, хватит, Гарри. Ты чересчур близко принял к сердцу эту безобразную сцену. А ведь во время рождественских пиров у нас всегда хватало толкотни и шума. Просто мы обычно этого не замечали. Да и они обычно ждали, пока мы уйдем.

– Нет, я никогда прежде ничего подобного не видел! – твердо заявил Гарри. – Да и ты не видела, Беатрис. Я в этом уверен. Еще немного, и они подняли бы бунт. Я просто понять не могу…

Еще бы, думала я, куда тебе, дураку, это понять. И я, сделав глоток шерри, сказала абсолютно ровным тоном:

– Они просто волнуются из-за того, что большинство лишилось зимних заработков. Да и самоубийство Джайлса, конечно, тоже их огорчило. Сейчас им кажется, будто все они на грани голодной смерти, но с наступлением весны они поймут, что ничего особенного в действительности не случилось, все почти так, как было прежде.

– Но у меня сложилось впечатление, будто они неделю ничего не ели! – возразил Гарри. – Ты же сама видела, Беатрис! Ты же не будешь говорить, что у этих людей просто временные затруднения с деньгами. Похоже, они давно уже голодают по-настоящему.

– Ну и что, даже если они голодают? – спросила я неожиданно жестко. Мне надоело отгораживать Гарри от реальных последствий того, на что мы с ним решились вместе. – Ты же сам хотел воспользоваться теми бригадами, которые собирают сборщики заказов, не так ли? И мы договорились, что больше не будем нанимать в деревне ни строителей оград, ни копателей канав, ни помощников пастухов. Не будем записывать их в расчетные книги, не будем платить им жалованье, одинаковое и в хорошую, и в плохую погоду, и вне зависимости от того, работали они или нет. Мы с тобой договорились, Гарри. Неужели же тебе казалось, что эти люди работают из любви к труду? Разумеется, сейчас они голодают – они же не получают у нас никакого жалованья и даже не пытаются растянуть свои жалкие сбережения до весны. Они все еще надеются, что мы вернемся к прежним способам хозяйствования и можно будет иной раз денек и попахать на хозяйском поле, чтобы заработать несколько грошей; и любой парнишка будет считать, что наверняка что-то от нас получит, всего лишь пару часов бросая в борозду семена. Но когда придет весна, они, наконец, поймут, что теперь все это не так. Что мы по-прежнему намерены использовать труд наемных работников. Что им для того, чтобы получить работу, придется пойти в работный дом, и присоединиться к одной из тамошних бригад, и согласиться на то скудное жалованье, какое им предлагают. Или, может, ты больше уже не хочешь воплощать в жизнь твой же собственный план? – строго спросила я. – Мы теперь действительно экономим несколько сотен фунтов в месяц, мы возделываем поля именно так, как тебе всегда хотелось, но неужели ты думал, Гарри, что за твои фантастические идеи никому расплачиваться не придется? Платят, мой дорогой, всегда бедные. Всегда. И против нас они ничего не могут сделать. А если тебе не нравится, как выглядят последствия твоих начинаний, тогда откажись от них и смотри в другую сторону, как Селия.

Я резко отвернулась от него и стала смотреть в огонь, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Я буквально задыхалась от гнева, я чуть не плакала. Меня приводило в ярость сознательное нежелание Гарри вникать в то, что мы творим на нашей земле. Я-то прекрасно это понимала. Как понимала и то, что угодила в ловушку. Решение использовать землю исключительно ради быстрой наживы уже привело нас к трагическим последствиям и могло завести еще дальше. В итоге, вероятно, самые бедные будут вынуждены покинуть деревню; поместью не нужно было столько крестьян при новом способе хозяйствования, да оно и не могло их содержать. Хотя многие, очень многие проявят упрямство и никуда не поедут. И тогда, наверное, старикам, а также самым слабым из детей останется только умереть. Так что смерть Джайлса будет всего лишь первой из смертей на том пути, который должен привести Ричарда к креслу сквайра Широкого Дола. Представив себе своего сына в роли хозяина поместья, я уже не хотела отступать, не хотела колебаться, не хотела проявлять милосердие. Но я не могла не понимать, хотя никто другой этого еще и не понимал, каким долгим и мучительно болезненным будет тот путь, по которому беднякам Широкого Дола придется брести голодными и босыми, чтобы мой сын стал их сквайром.

Рука Гарри легла мне на плечо. Я вся напряглась, но все же сдержалась, хотя мне страшно хотелось сбросить его руку.