— Он ничего не говорил тебе о недавней поездке?

— Сказал, что вернули господский корабль с хлопком. По правде говоря, после приезда он еще больше замкнулся и мало с кем говорит.

Меня так и подмывало расспросить его о рабыне, которая приходит к Джаю по приказу Диего, и о том, рад ли Джай такому «подарку», но только лишь при мысли об этом мои щеки начинали гореть, а язык никак не поворачивался произнести нужные слова.

— Тогда попрошу тебя еще кое о чем. Я знаю, ты предан Джаю. И очень ценю твою преданность. Но любой человек может ошибаться. Если ты… вдруг ты будешь не согласен с каким-либо решением Джая, обязательно мне скажи. Договорились?

— Как пожелаете, госпожа, — проговорил вконец растерянный Хаб-Ариф. — Но Вепрь — отличный боец и уважаемый командир, у нас не бывает разногласий.

— Рада слышать, — я выдавила из себя улыбку. — Тогда не стану тебя задерживать. Можешь идти.

Следующим в контору втолкнули Джая. Он тоже выглядел вполне чистым и уже успел переодеться в рубаху и штаны. В глубине души я порадовалась, что он не стал смущать меня наготой. Не стал он и падать на колени, как первые два моих гостя. Остановился у стены, склонил голову и потупил взгляд.

— Здравствуй, Джай, — сказала я тихо, пытаясь понять, что ждет меня за этой молчаливой покорностью.

— Здравствуйте, госпожа, — ответил он бесцветно.

Госпожа. Вот значит, как. Подчеркнуто отстраненное приветствие больно задело, но ведь я сама была в том виновата.

— Все еще сердишься на меня?

— Нет, госпожа, — последовал такой же бесцветный ответ.

— Посмотри на меня, пожалуйста, — попросила я.

Он поднял глаза, и я тут же растворилась в прозрачном взгляде, что выворачивал наизнанку душу. Я не видела в нем гнева, злорадства, обиды или скрытого торжества. Лишь непривычное смирение и затаенную тоску.

— Я должна извиниться перед тобой.

— Вам не за что извиняться, госпожа.

— Я обидела тебя недоверием.

— Вы не…

— Признаю свою ошибку. Я ведь с самого начала говорила тебе, что ты свободный человек и волен распоряжаться своей жизнью и… своими чувствами. Ты не был обязан что-либо мне говорить. Ты меня не обманывал и помог Диего — за это я безмерно тебе благодарна. Пусть и поздно, но… прошу у тебя прощения за несправедливые слова.

Джай сглотнул, желваки на скулах заходили ходуном.

— Госпожа…

— Не называй меня так, прошу! — взмолилась я, приложив руки к груди, и шагнула к нему. — Ты убиваешь меня, когда стараешься казаться чужим и далеким.

— Я… — он шевельнул губами, запнулся и снова сглотнул. — Я не знаю, как мне… Что вы… ты…

— Но ведь это по-прежнему я, Джай. — Непослушные пальцы дотронулись до его щеки. — Ты всегда называл меня по имени, что изменилось?

— Не знаю, — снова повторил он, теперь не сводя с меня немигающих, ищущих глаз, в которых плескалось нечто, что отнимало у меня дыхание, лишало воли, сковывало движения. — Скажи мне, что изменилось?

— Я обидела тебя, вот что. — Дрожащие ладони трогали его лицо, волосы, гладили затылок. — Но… сможешь ли ты меня простить? Джай?

— Вель… — почти беззвучно пошептал он, закрыл глаза и потянулся губами к моему виску. — Вель, я… думал…

Я уже безудержно таяла, чувствуя прикосновения шероховатых губ к своей коже. Прильнула теснее, ощутила горячее дыхание на щеке, повернула лицо для поцелуя… И отпрянула, будто пораженная громом. Ведь совсем недавно, этой ночью, мой любимый держал в объятиях и целовал другую женщину… Я невольно вдохнула запах его кожи, чтобы уловить запах той, чужой…

— Что я снова сделал не так? — Джай с горечью склонил голову и заглянул мне в глаза.

— А ее поцелуи… были такими же сладкими? — шепнула я, отчаянно стыдясь саму себя.

В следующее мгновение я уже готова была откусить себе язык, но упрямо искала ответ в кристальной чистоте его глаз.

— Чьи поцелуи? — брови Джая взметнулись вверх.

— Ну… той женщины… Вийе, — я коснулась языком внезапно пересохших губ. — Которую прислал тебе Диего.

В серых глазах мелькнула смешинка, собрав морщинки в уголках век.

— Ты думаешь, я спал с ней?

— Ну… она красивая, не спорю… — чувствуя, что от смущения готова провалиться сквозь землю, пробормотала я. — Нет, это вовсе не обвинение, ты не подумай, но…

— Я не трогал ее, Вель, — тише произнес Джай.

В груди взволнованно затрепетало сердце. Это правда? Неужели он и вправду мог отказаться от такого соблазна?

— Почему? — почти не дыша, спросила я.

— Почему? — удивленно переспросил он. — И ты еще спрашиваешь? В моих мыслях только ты… зачем мне другая женщина?

— Не могу поверить, — вырвалось у меня, хотя сладкое томление уже разливалось внутри, щекотало нервы, заглушало разум и шептало «правда, правда…»

В устремленных на меня серых глазах отразилась боль. Губы Джая дернулись и плотно сжались, скулы задвигались. Он ничего не сказал и отвернулся, а меня словно хлестнуло бичом. Опять мое треклятое недоверие ранило его!

— Прости, прости! — я обняла ладонями его лицо, повернула к себе, заглянула в потемневшие от обиды глаза. — Я не то хотела сказать. Я тебе верю, и всегда буду верить.

Пальцы тронули его рот, стараясь смягчить, разгладить жесткие складки в уголках. И у меня получилось! Упрямые губы дрогнули, чуть расслабились и приоткрылись, целуя подушечки моих пальцев.

— Вель, я не стал бы… я не мог бы…

— …люблю тебя…

— …я думал…

— Молчи, молчи… — зашептала я и заменила пальцы губами.

Как же не хватало его объятий! Будто безумная, я сотрясалась дрожью от нахлынувших чувств, прижималась к сильному телу все крепче, водила ладонями по широким плечам, обхватывала шею и зарывалась пальцами в короткие волосы. Словно в лихорадке, целовала любимые губы, гладила загорелое лицо, терлась щекой о колючую щетину, прижималась лбом к теплой шее, ловила ртом пульсацию крови на вздувшейся жиле и наслаждением вдыхала пьянящий, терпкий, до боли родной аромат его кожи. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я покрывала запретными поцелуями разлет ключиц в глубоком вырезе рубахи — и снова обнимала, не в силах отпустить — мой, только мой!

Грудь Джая ходила ходуном, дыхание с хрипом вырывалось из приоткрытых губ, цепи звенели за спиной, словно он стремился их разорвать. Мне до беспамятства хотелось ощутить под пальцами тепло обнаженной кожи, и я бесстыдно забралась ладонями под край рубашки, погладила твердый от напряжения живот, с греховным удовольствием поймала нервную дрожь любимого тела.

— Вель… — застонал Джай и уткнулся лбом мне в плечо.

Разум окончательно растворился в испепеляющем желании. Позабыв о приличиях и запретах, я дернула вверх его рубаху, перебросила ее через