послушно склоненную голову, освободила широкие плечи — и грубая мешковатая ткань повисла где-то сзади на заломленных за спиной руках. Будто одержимая бесами, я выплескивала переполнявшую меня любовь в исступленных поцелуях. С бесконечной нежностью зацеловывала каждый дюйм безупречного тела, трогала руками — всего, где хотела и как хотела, от налитых силой плеч до закаменевшего живота. Водила пальцами по густой вязи неровных шрамов, словно читая карту его жизни — жестокой, горькой, безрадостной… наконец, накрыла пылающими ладонями мышцы на мощной груди, пропустила меж пальцами напрягшиеся соски, приникла к твердым горошинам губами и языком — и с отчаянной радостью услышала тихий стон, ощутила, как всполошенной птицей бьется в ладонь сильное сердце. Кожа под платьем готова была воспламениться, но некому было меня раздеть. Зато его обнаженная кожа плавилась воском под моими руками. В живот ощутимо уперлось твердое, живое — но мне вовсе не хотелось отстраняться. Подавляя в себе сладкие стоны, я жадно слизывала капли испарины с высоко вздымающейся груди, с ложбинок между ребрами, руки безотчетно скользили по вздрагивающему животу, раз за разом спускаясь ниже… Не отрывая губ от солоноватой на вкус кожи, я бесстыдно погладила сквозь ткань грубых штанов воинственно восставшую плоть Джая.

— Вель, сжалься… — простонал он, запрокинув голову и глухо стукнувшись затылком о стену. — Ты меня с ума сведешь!

Но я и сама уже совершенно потеряла рассудок. Ноги слабели, а губы скользили все ниже и ниже; язык обвел впадинку пупка, проследил дорожку жестких волосков, убегающих к низу живота.

— Вель! — почти зарычал Джай, когда я опустилась перед ним на колени и потянула завязку штанов. — Остановись, прошу…

На миг я растерялась. Но лишь на короткий миг. Осторожно тронула налитый кровью, пугающе твердый, но удивительно гладкий на ощупь мужской корень. Никогда прежде не видела его так близко, считая постыдным и недостойным порядочной женщины подобное любопытство, и даже касалась всего лишь несколько раз, мимолетно, но теперь…

Теперь меня будто подменили. Из воспитанной леди я бесповоротно превратилась в порочную, падшую женщину. Осмелев, обхватила средоточие греховных желаний пальцами, осторожно погладила — от верхушки до основания. С губ Джая сорвался сдавленный стон, по сильному телу пробежала дрожь. Я украдкой взглянула на него снизу вверх — он в замешательстве смотрел на меня широко раскрытыми, потемневшими глазами.

Терять определенно было нечего — куда падать ниже? Я склонилась над багровой, будто готовой лопнуть от прилившей крови головкой, неуверенно лизнула — один раз, другой… осторожно обхватила горячую плоть губами. Джай дернулся, застонал хрипло, не пытаясь больше спорить.

И почему я прежде считала подобное омерзительным? Губы нежно касались шелковистой плоти, скользили по теплому, влажному, словно бесстыдно ласкали сами себя. Я с головой погрузилась в мучительную, сладкую истому, а неуемная жажда греховной близости беспощадно сжигала меня дотла.

К дьяволу Вийе. Я и сама способна подарить наслаждение своему мужчине.

====== Глава 39. День добрых вестей ======

Комментарий к Глава 39. День добрых вестей глава пока не бечена

Первый ливень хлынул в начале следующей недели, разбудив меня посреди ночи. Я подскочила на постели с бешено бьющимся сердцем — от мощного гула свергающейся наземь воды, которого я не слышала со времени отъезда из Сноупорта. Это было ничуть не похоже на то, как собирается дождь на севере — вначале выпуская из свинцовых туч тяжелые редкие капли, затем постепенно набирая силу и совсем скоро истощаясь вновь. Здесь же, на юге, облака надежно конопатили небо в течение долгих недель, ревниво штопая малейшие прорехи, через которые мог пробиться солнечный луч. А теперь, в один миг, небеса разом разверзлись, заволакивая пространство за окном плотной, непроглядной пеленой.

Мощный порыв ветра громыхнул ставнями. Содрогаясь от озноба, я сползла с постели и надежно затворила окно. Но неистовая стихия завывала так настойчиво и злобно, что страх проник до костей. Как бы я ни обхватывала плечи руками, унять нервную дрожь не удавалось.

Остро ощутив одиночество, я подумала о Лей. Но ведь Лей теперь не дозваться: я сама позволила ей проводить ночи с Хаб-Арифом. Юную Сай будить было жалко: вообразив, как она станет испуганно тереть острыми кулачками сонные глаза, я решительно отказалась от этой мысли. Больше всего мне хотелось в этот миг очутиться в сильных, теплых объятиях Джая… но увы, теперь это сделалось невозможным.

Однако сидеть одной в пустых покоях, до утра слушая завывания ветра, жалобный скрип кровельного настила и хлопанье пальмовых листьев за запертыми ставнями, совсем не хотелось. Оставалось только одно.

Я кое-как разожгла фитиль в масляной лампе, накинула на плечи домашний халат и выскользнула в коридор. Осторожно, стараясь не шуметь, толкнула дверь покоев Диего — не заперто.

Меня сразу окутало теплом и густым запахом благовоний. Комнату мягко освещали оранжево-красные блики тлеющих в камине углей, и я уже было двинулась в сторону большой кровати Диего, но… застыла, едва сделав шаг.

Мой муж, укрытый до пояса легким одеялом, безмятежно спал, уткнувшись лицом в подушки и трогательно разметав во сне руки. А рядом, склонившись над ним, как мать над младенцем, полулежал полностью раздетый Ким. В отблесках почти погасшего огня виднелись темные провалы его глаз, которыми он, не мигая, буравил мое лицо. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, не решаясь пошевелиться. А когда я набрала в грудь воздуха, сама не зная, что собираюсь сказать, Ким поспешно поднес к губам палец, беззвучно умоляя молчать.

Наверное, следовало немедленно развернуться и уйти, чтобы до утра лелеять праведный гнев на мужа, но… гнева не было. С противоестественным любопытством я рассматривала двух обнаженных мужчин, один из которых расслабленно спал, а другой, напряженный, как хищник перед броском, охранял его сон. Как завороженная, я скользила взглядом по гибким, жилистым телам, и перед глазами вспыхивало запретное видение: как Диего, сильными руками вцепившись в изголовье кровати, протяжно стонал, пока Ким — безмолвный, сосредоточенный — брал его сзади.

Молчаливое противостояние затянулось. Диего шевельнулся во сне, тихо вздохнул и слегка повернул голову, подложив под подушку руку. Ким опустил голову и посмотрел на него с такой нежностью, что у меня перехватило дух. Не обращая более внимания на досадную помеху в виде жены господина, он склонился и поцеловал беззащитную спину Диего — медленно, с невыразимой тоской.

Я резко выдохнула; щеки мгновенно воспламенились. Грудь и низ живота залило тянущим, сладким теплом. Ким больше не смотрел на меня, всецело поглощенный своим божеством. А я стояла и смотрела, как он — мужчина! — с безграничной любовью целовал и ласкал голую спину моего мужа.