я слышал, как он грохочет на стрелках напротив грузового двора.

— Как думаешь, он сказал правду? Про кровь?

Какая разница?

— Федя врет как дышит, — ответил я. — Он мог эту историю придумать на ходу. Так что деньги ты зря отдал, пригодились бы.

Поезд был уже виден.

— А если он не соврал? — спросил Роман.

— Федор врет почти всегда.

— Как ты думаешь, это действительно кровь убийцы?

Мне хотелось поскорее сесть в поезд, вытянуть ноги на своей боковушке и ехать, чудесно ехать на запад.

— Даже если это кровь убийцы… — сказал я. — Кровь на кепке нам ничего не дает.

— Почему не дает?!

— Потому что ты не работаешь в милиции. Вся информация для тебя недоступна. Это раз. И чтобы узнать, чья это кровь, надо иметь образцы для сравнения. Нужен подозреваемый. Это два. У тебя есть подозреваемый?

— Можно взять образцы у многих…

— У кого? У всего города?!

— Это, в принципе, несложно…

Кажется, он не шутил.

— Чагинск — не самый населенный город.

Двенадцать тысяч, не считая танцоров.

Поезд въехал на станцию и заполнил все вокруг.

— Рома, ты знаешь, сколько стоит один анализ ДНК? — спросил я. — Ты знаешь, сколько придется сделать этих анализов? У тебя есть квартира? Ты готов продать квартиру? Да и то не хватит…

— Ты можешь поговорить со Светловым.

Разумеется. Я поговорю со Светловым, он отдаст распоряжение высечь всех лиц мужескаго полу, а потом взять у них образцы для генетического анализа. А почему, собственно, лишь у мужескаго? Мир меняется. Злодейкой вполне может быть и леди. Леди Макбет Нельшинского ДЭЗа.

— Да, со Светловым, — повторил Роман. — Это же ему самому выгодно. Если вдруг окажется, что эта кровь принадлежит… какому-нибудь Механошину, он будет в его руках!

— Они и так все в его руках… Рома, лучше поторопиться, у нас вагон в начале.

Поезд не останавливался. Мы поднялись на перрон. Это самый мерзкий момент во всей посадке — шагать по перрону, догоняя свой вагон. Нет ничего печальней, чем бежать за поездом; мы побежали, третий вагон был пятым по счету от головы состава.

Поезд остановился. Дверь открылась, показалась проводница, откинула нижнюю ступеньку, стала протирать поручни. Мы ждали. Федора с паспортами не было.

— У вас есть вагон-ресторан? — спросил Роман.

Проводница не ответила, продолжала заниматься протиркой. Стоим всего ничего, откуда такая любовь к чистоте?

— Может, буфет есть?

Федора не видно. И других пассажиров. Никто, кроме нас, не собирался уезжать из Чагинска.

— А какая следующая станция? Там можно что-нибудь купить?

Проводница закончила процедуры и заметила нас.

На перроне появилась Аглая. Стояла, ссутулившись, сунув руки в карманы джинсов, осматривалась. Электровоз загудел снова и прижал к проводам пантограф. Аглая заметила нас и помахала рукой. Я обернулся: на перроне больше никого, Аглая махала именно нам. Роман помахал ей в ответ. Аглая сделала шаг в нашу сторону.

— Ты видишь?! — спросил Роман. — Это же Глашка! Пришла нас проводить… Наверное, узнала что-нибудь.

— Ваши билеты, — уныло сказала проводница. — Не задерживайте, скоро отправляемся.

Роман протянул билет.

— Гнида этот твой Федор, — сказал он. — Купил плацкарт, сволочь дешевая, мог бы и на купе раскошелиться…

Я тоже достал билет. Плацкарт лучше. В плацкарте легче бежать.

— Провожающие в вагон не допускаются… — бубнила проводница. — Стоянка три минуты, сразу предупреждаю — распитие алкогольных напитков в поезде запрещено, на линии работает наряд…

Появилась Нина Сергеевна и быстро затолкала Аглаю в вагон. Интересно.

— Отлично! — обрадовался Роман. — Надо с ней обязательно поговорить в поезде.

— Документы предъявляем, — буркнула проводница.

Роман растерянно поглядел на меня.

— Ваши паспорта, молодые люди, — повторила проводница. — Поторопитесь…

— У Федора, — пробормотал я. — Паспорта у Федора…

Я успел поймать Романа.

— Стой тут! Я сейчас!

И я побежал к вокзалу.

— Минуту стоим! — крикнула вдогонку проводница.

Бежал я быстро, как мог быстро, я не очень хорошо бегаю. На перроне оставались только проводники и Нина Сергеевна, увидев меня, она довольно ловко впрыгнула в вагон, а проводников я огибал, мимо вокзала, на площадь, на стоянку…

Машина Федора исчезла.

Парковка перед вокзалом была пуста. Федор уехал. Электровоз прогудел отправление. Я с тупым отчаянием оглядел вокзальную площадь, надеясь, что сейчас из-за почты все-таки покажется машина.

Но машина не появилась. И я побежал обратно.

Роман и проводница ждали возле вагона.

— Паспорта, — потребовала проводница нетерпеливо.

Я ее понимал, ей хотелось покинуть Чагинск как можно скорее.

— Вы понимаете, паспорта у нашего друга…

Дальше проводница слушать не стала, оттеснила Романа, вскочила в вагон. Быстро подняла нижнюю ступеньку, захлопнула дверь, поезд тронулся.

Состав нетерпеливо набирал ход, он тоже торопился отсюда сбежать, мы стояли. Я смотрел в окна вагонов. И Роман смотрел. Ни Нину Сергеевну, ни Аглаю мы не увидели.

— Где паспорта? — спросил Роман.

— Не знаю. Федора нет.

— А где он?!

Поезд уходил на запад, изогнулся на стрелке, исчез.

— Я не понял, — спросил Роман. — Что тут… происходит…

Я отправился на площадь, Роман плелся за мной и некоторое время матерился.

Я молчал. Я не понимал… перестал понимать давно, но сегодня…

Реальность… Реальность окончательно сдалась.

— Эта сволочь уехала, — выдохнул Роман. — Это как?!

Я промолчал.

— Что тут происходит, Витя?!

— Трудно сказать, — честно ответил я.

— Я ни хрена… ни хрена не понимаю…

Мы вернулись на площадь. Машин на ней по-прежнему не было. Как и людей.

— Что делать? — спросил Роман.

— У него наши паспорта, — напомнил я.

Мы отсюда вообще не выберемся, подумал я.

— Лучше нам… Я не знаю, что лучше.

Я потер виски.

— Надо… Надо что-нибудь…

— Пожрать? — спросил Роман. — Или лучше накатить?

Он потряс бутылкой, подаренной Федором.

— Не стоит, — сказал я.

— Правильно. Неизвестно, что он туда плеснул, — сказал Роман. — Хорошо, если пургена…

Он отобрал бутылку, скрутил пробки и выкинул бутылки в кусты.

— Я не знаю.

— Но это все надо осмыслить, ты не думаешь? Что здесь… ближе всего?

— «Чага», — ответил я.

— Закрыта.

— Тогда «Растебяка».

Мы срезали через заброшенный грузовой двор, вышли на Советскую, она тоже была немноголюдна. Но украшена: над улицей парусили нарядные растяжки с надписью «День города — 2001», на столбах беспокоились флаги, краснели букеты бумажных цветов.

— Нарядно, — сказал Роман. — Может, это и к лучшему, а? Ну, что мы не уехали. Отдохнем завтра, День города как-никак… съедим по шашлыку, памятник Чичагину посмотрим, его ведь завтра открывают? Повеселимся.

— Не сомневаюсь.

«Растебяка» была украшена шариками, флажками и цветами, видимо, по поводу завтрашнего праздника; на стене возле входа блестел свеженький плакат и приклеенное к нему скотчем объявление, извещающее, что завтра вечером после празднования Дня города состоится концерт Павла Воркутина.

— Ты прав, — сказал Роман. —