На площади в мертвой тиши кто-то ахнул. На него зашикали, назашикавших зашикали тоже. Волна шума прокатилась в обе стороны и затихла наступенях дворца и храма.

Тулей нахмурился.

– Дочь, что-то я тебя не понял.

– Отец, – сказала она горячо, – только чтозакончилось время, которое я обязалась ждать этого… Придона. Теперь я свободнаот клятв!.. Но, отец, теперь я хочу ждать его без всяких клятв. Хочу ждать посвоей воле. Хочу, чтобы он прискакал на своем горячем коне… и увидел, что я егождала не как привязанная за шею овца, а как… как…

Жаркая кровь бросилась в ее лицо так, что запылали щеки, акончики ушей обожгло, как в огне. Она запнулась, глаза беспомощно обшаривалитолпу.

Янкерд наклонился к канцлеру и что-то быстро-быстро говорил.Щажард кивнул управляющему, быстро подошел к тцару и стал шептать в ухо. Бровитцара сдвинулись к переносице, глаза сверкнули грозно. В толпе начался шум,сначала недоверчивый, потом народ закричал ликующе, стали выкрикивать имяИтании, призывать на ее голову милость богов, славить, орать ей здравицу ипожелания вечной красоты и молодости.

Тулей смотрел на все исподлобья. Лицо его исказилосьгримасой гнева, но в глазах играло грозное веселье. Он выпрямился, став вышеростом, многим в толпе напомнил того героя, что тридцать лет тому ворвался вэтот город и с мечом в руке освободил от захватившего тцарский трон чудовища.

– Да, – прорычал он, – да, подумать только,что это – куявы!.. Если поскрести каждого, под шкурой куява окажется артанин?..Вот оно, вылезло. Барвник, посмотри на эти ликующие морды. Что скажешь?

Барвник сказал хладнокровно:

– Вы приперты к стене, Ваше Величество.

– Приперт?

– Да. Как бы вы ни поступили, все чревато. А вам нужнынеприятности?

Тулей смотрел неотрывно на ликующую толпу.

– Они никому не нужны, – ответил он хмуро. –Я не люблю выбирать: или – или. Но если приходится, то лучше я останусьправителем этих людей, что на площади… чем тех, кто отирает стены во дворце.

Иргильда ахнула, посмотрела на него как на покойника. Тулейнахмурился, сказал резко:

– Пусть праздник продолжается, мы возвращаемся. Наместь о чем поговорить. Очень серьезно.

Во дворце он отослал всех, Итанию кивком пригласил в своипокои. Когда за ними захлопнулась дверь, Итания бросилась ему на шею и жаркорасцеловала.

– Отец, я так тебе благодарна!.. Я даже не думала, чтоты меня поймешь… и поддержишь!

Тулей поморщился, расцепил ее руки на своей шее, усадил вмягкое глубокое кресло, откуда не сразу выберется, сам отошел за другую сторонустола.

– Я не тебя поддержал, – отрезал онсварливо. – Я послушался криков толпы. Тцар должен слушать эти дикиевопли, иначе толпа звереет, может раздрызгнуть и дворец, и всю страну! Толпенадо не то, что правильно – хрен она понимает, что это, – ей надо то, чтопокрасивше!.. Прямо артане, дурачье неотесанное…

– Отец, – сказала она жалобно, – но сам тытак не думаешь?

Он развел руками, плюхнулся в кресло. Щеки легли наподнявшиеся плечи, он сразу стал старше, грузнее, тяжелее на подъем.

– Если честно, то артанин и мне нравится…Постой-постой, для тцара личные симпатии – это просто слова!

– Отец, но ты же мой отец!

– Эх, дочь моя… Когда захватываешь престол, то с тогомомента уже только тцар. Всегда и во всем тцар. Ничто уже не сделаешьпо-человечески, а все только по-тцарски, по-тцарски. Так что это было толькотцарское решение – позволить тебе ждать этого… артанина. Но, дочь моя…

Голос его стал строже, в нем появились властные нотки, всееще отцовские, но уже охватывающие не только эту комнату, но и дворец, где егослова ловят на лету, всю Куябу, земли Верхней Куявии, Нижней, Прибрежныхземель, Сакландию, дальние степи и горные выси, где тоже куявы, для которых онтоже должен быть отцом и правителем.

– Да, отец, – сказала она торопливо, устрашенная,но все еще надеющаяся. – Да, отец… Как скажешь, так и будет. Я люблю тебя!

Он покачал головой, в глазах оставалась строгость, но голосстал мягче:

– Будь у меня еще десять сыновей, я бы позволил тебеждать своего… словом, ждать хоть вечность. Но, увы, ты у меня дочьодна-единственная! А это значит, что на тебя ложится та обязанность, что леглабы на сыновей. Только от них требовалось бы укреплять кордоны Куявии мечом имагией, а от тебя… прости, своей красотой и влиянием на мужа и господина.Сейчас самый сильный из местных правителей – удельный князь Янкерд. У него своевойско, а земли слишком далеки от Куябы, чтобы я мог прослеживать, что онтворит. Известно только, что его мощь увеличивается очень быстро. У него естьвыход к морю, он построил порт и сейчас торгует с Вантитом, что еще большеувеличивает его мощь и самостоятельность. Я хочу иметь его в числе друзей… илихотя бы союзников, но не на стороне врагов. Она сказала отчаянным голосом:

– Разве он не приносил тебе присягу верности? Тулейотмахнулся.

– Мы не артане, для которых клятвы святы. Чтобы клятвыблюлись, я должен быть намного сильнее. И постоянно показывать, что за малейшеенарушение…

– А он может?

– Дочь моя, да все князья спят и видят, как бы ослабитьмою власть, а усилить свою! Вплоть до того, чтобы из удельных князьков статьудельными тцарками, завести собственные династии. Все постоянно противятся моимуказам, сговариваются тайком, как вместе не выполнять мои приказы… Пока что ещестрашатся моего окрика, ведь вслед за окриком я могу послать войско, но все этошатко, дочь моя, шатко!

Она прошептала, убитая:

– И как долго…

– Всю жизнь, – ответил он ласково, – всюжизнь! Если тцар не хочет залить кровью собственную страну, он должен жить втаком вот шатком мире. Зато у меня живая страна. Над ней не веет кладбищенскимпокоем и умиротворением. Последнего заговорщика я казнил лет пятнадцать назад!Думаешь, их не осталось? Да полно!.. Но я страной управляю указами, а не мечом.И мои противники все никак не могут набраться сил, получить поддержку соседей.Это и называю я победой. Янкерд давно бы выступил против меня, допусти ясерьезные ошибки!.. Но сегодня я, возможно, эту ошибку допустил. Народ ввосторге, однако Янкерд станет моим врагом, если ему отказать.

Она возразила горячо:

– Почему? Он вовсе не сходит по мне с ума!

Тулей обнял ее, прижал на миг кудрявую голову к груди.

– Дорогая, у мужчин очень ценится репутация. Он неможет ею поступиться. Ему всегда все удавалось. А теперь признать перед всемнародом, что обломал зубы? Слишком многие знают, как отчаянно он добивалсятвоей руки!.. Нет, если ему отказать, он станет лютым врагом.