— Ещё один вопрос!

— Да?

— Нужно оповестить вашего врача.

— Займись, — махнул рукой Иоанн.

«Врач, Болезнь, террористы, школа и этот журналюга, который хочет знать, когда я умру… Через пару часов из Нигерии в сторону Ганы двинутся танки, а истребители Атлантического флота заполнят всё небо над Западной Африкой, и “патриоты” узнают, что такое Гнев Божий. Частные военные компании, миротворцы, китайские военные, силы правительства… всё это покажется им увеселительной прогулкой, когда за дело примется армия ООН, новая “Великая Коалиция”. Решение всего одного человека, моя маленькая фигурка, пересекающая Атлантику, — и колоссальные силы приходят в движение, начинают двигаться горы и вспениваться моря. Если у меня получится — а нужно продержаться всего пару дней, — то, Болезнь, даже если ты настигнешь меня на следующей неделе, тебе не удастся похоронить со мной и мои планы. Как удачно, что “патриоты” (или кто бы это ни был) ударили сейчас. Зло, бывает, служит добру. Буду жив — напишу об этом книгу».

На каждого из охранников понадобилось по одной пуле; внутренняя охрана здания облегчила задачу нападавшим, объявив по громкой связи об атаке. Они же оповестили полицию и штаб «Хай Яо» и погибли в короткой перестрелке в коридоре, пытаясь отступить вглубь здания. Пуля попала Эдину в грудь, но его спас бронежилет, и он отделался небольшим синяком.

Заблокировав все выходы из здания, нападающие прочесали школу и, следуя заранее разработанному плану, согнали детей и учителей в спортзал. Учителя были напуганы, подростки — поражены; некоторые не хотели подчиняться и устраивали истерики, но вид оружия приводил их в чувство. Свои же одноклассники брали их под руки и тащили на себе. Необычной была школьная форма (белые балахоны, будто балахоны ку-клукс-клана, особенно странно смотрелись на чернокожих школьниках, отметил Алессандро), но всё остальное выглядело как в самой обычной школе.

До тех пор, пока Алессандро и китаец, прочёсывая третий этаж и отводя в спортзал очередной класс, не наткнулись на помещение с креслами-капсулами для НБп. Врачи пытались там забаррикадироваться, но Алессандро вышиб дверь. Их тоже отвели в спортивный зал, где расставили вдоль стен вместе с учителями и классами.

Несколько десятков детей, услышав выстрелы, сбежали через окна второго и третьего этажа, но большинство удалось задержать и собрать в спортзале. В их команде было всего семеро, включая Алессандро, человек. Такой маленькой группе трудно держать под прицелом шестьсот тридцать пять человек и одновременно следить за показаниями визоров, на которые они получали изображения с закреплённых на фасаде автономных камер.

Электричество и Сеть уже отключили. Через час, когда все дети и учителя оказались в спортзале и в нём же засели семеро «террористов», камеры уже показывали развёрнутое вокруг школы оцепление и перемещения полицейских отрядов, а по округе разносился призыв на английском и нескольких африканских языках начать переговоры.

Алессандро в растерянности оглядывал ряды детей в белом и учителей, которые щурились без электронных очков и линз, отобранных по приказу Эдина вместе с коммуникаторами; у некоторых остались вживлённые компьютеры, но вырезать их из-под кожи они не собирались, приходилось мириться с риском.

По большому счёту, понимал Алессандро, огласка была им только на руку. Американец нашёл в толпе директора школы — того, кого они все видели на записи, кто подходил сзади к Элизабет Арлетт и просил остановить убийство мальчика. Алессандро невольно оглянулся и похолодел: это тот самый зал, вот тут, на полу, у белой игровой разметки, лежал тот мальчик с неизвестным именем, и его убили мальчик и девочка, и скорее всего они — немного повзрослевшие — стоят сейчас где-то здесь, под прицелами. Если предположения Манделы верны, они даже не понимают, что происходит; они напуганы, как и остальные, но не чувствуют своей вины, остаются невинными детьми. Их заставили такие, как директор — высокий, худощавый, смуглый, с каменными лицом, хладнокровно смотревший на то, как убивали ребенка.

«Этот человек, директор, — подумал Алессандро, — ещё хуже, чем придумавшие этот эксперимент, потому что те — нелюди, просто мерзкое зверьё, а этот подонок всё понимает, но служит им, он на их стороне по собственному выбору …» Стоя здесь, в зале, держа автомат, направленный на толпу детей, Алессандро больше не сомневался в аутентичности показанной Манделой записи; и когда американец прострелил директору колени, ударил несколько раз по почкам, а потом ткнул дулом автомата тому в щёку, Алессандро не испытал ни капли сочувствия.

— Значит, ты ничего не знаешь? — продолжал допрашивать директора американец. — Мы видели видео, мы видели вас с Арлетт здесь, видели мальчика…

Костлявое лицо директора ничего не выражало. Из толпы вывели врачей — тех, кого Алессандро застал в комнате для НБп, — и отвели в другой конец зала.

— Что вы сделали с этими детьми? — спокойно спрашивал их Эдин. — Какие программы вы использовали? Мы не «патриоты», не исламские радикалы, не террористы. — Он смотрел в их перекошенные лица, поджатые от страха губы; они отходили от шока, но пока не до конца понимали, что случилось, и чего от них хотят… или делали вид. — Вы все вернётесь домой, к своим семьям, и никто не погибнет, если вы расскажете, чем вы здесь занимались. Вы из «Голд Корпорейшн»? Как вас зовут? — обратился он к одному из них, но тот мотал головой и приоткрывал рот, как рыба, а в руках перебирал чётки.

— Что вы сделали с ними? — повысил голос американец, сапогом давя лицо директора. Тот тихо стонал, почти так же, как стонал на этом полу истерзанный мальчик. Ноги директора изогнулись, он задыхался, и когда американец убрал с его лица сапог, на его глазах были слёзы. Как будто он не мог говорить. Американец выстрелил ему в плечо, тот закричал, уже не пытаясь сдержать крик.

Выстроенные учителя смотрели отстранённо, словно в прострации, и все молчали, хоть Эдин продолжал их допрашивать. Дети, на которых Алессандро направлял свой автомат, тоже смотрели отстранённо. Он вгляделся в их ряды повнимательнее: многие стояли, как изваяния, другие прятались за спинами высоких друзей, у третьих — из самых маленьких — в глазах светился задор, словно они вступили в новую интересную игру и пытались разобраться в правилах, четвёртые были просто напуганы, пятые же держались расслабленно, даже слишком расслабленно. Они наблюдали.

Смотрели на директора, скорчившегося на полу, на автомат Алессандро, на Эдина, на американца и на остальных, вглядывающихся в визоры, одновременно пытаясь следить за пленными детьми… От них исходила энергия. Семеро вооружённых людей в бронежилетах и в полном обмундировании, казалось, стояли голые перед лицом снежной лавины, и она приближалась.

Со всех сторон перед зданием школы выставили полицейские ограждения, в небе кружили беспилотники, здание просвечивали сканерами, а в оперативном штабе где-нибудь неподалёку, знал Алессандро, сейчас решают, брать их живыми или убить во время штурма. Но всё равно создавалось впечатление, что снаружи, под прицелами снайперов, полиции и военных из «Хай Яо», уютнее, чем здесь, внутри, взаперти с этими детьми, которые — не забывал Алессандро — по приказу убили мальчика, а некоторые уж очень быстро и охотно повиновались приказу идти в спортзал, не проявляя эмоций. Как будто на них не наставили оружие, как будто такое с ними происходит ежедневно…