Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уже иду, – кивнула я. Что-то будет?
В хозяйских покоях и прежде было прибрано, а теперь уж и подавно, но все равно тянуло холодком, не знаю уж почему.
– Как вы устроились? – спросил герцог, когда я вошла.
– Спасибо, сударь, очень хорошо. Не извольте беспокоиться.
– Маргрит… – Он повернулся ко мне. – Поговори со мною по-человечески. Как ты говорила с принцем на балу. Так, чтобы я забыл о делах и…
– Сударь, я не против, но можно, я сперва принесу ведро воды? Холодной.
– Ты чудовищна, Маргрит! – засмеялся герцог, но смех этот был горьким.
– Я знаю, сударь.
– Не понимаю, что на меня тогда нашло, – выговорил герцог. – Нет, нет, я передумал, не нужно разговоров… Иди к себе, Маргрит. Не бойся ничего.
– Спасибо, сударь, – кивнула я.
Агата открыла глаза, стоило мне лечь в постель.
– Где ты была?
– Докладывала хозяину, что да как. Он же обещал сделать меня экономкой, разве я тебе не говорила?
– Ах… – Агата нащупала мои руки и сжала в своих. – Экономка у герцога!
– А тебя он обещал выдать замуж. Но не сейчас, ты еще молода.
– Да и делать ничего толком не умею. Магда ругается все время, и бестолковая я, и глупая, и неуклюжая, и нерасторопная, забываю все… – Кузина положила голову мне на плечо.
– Научишься, – ответила я и обняла ее крепче. – Она же не со зла ругается, а для порядка.
– Я понимаю, но все равно обидно.
– Переживешь. Спи… Все будет хорошо.
Она вскоре задышала ровно, а я выбралась из постели, только куклу из сундучка доставать не стала. Мне не нужен был совет, ну а темнота – темнота оказалась только на руку!
– Ты рискуешь, Маргрит, – негромко произнесла Фея Ночи. – Сильно рискуешь. Весы покамест колеблются, но не сильно, не нужно их трогать.
– Конечно, – ответила я, прикусив губу. – Раз так, я буду вести себя тихо…
Глава 14
Нашими трудами дом пришел в божеский вид. Сид, смешной рыжий мальчишка, выучил буквы и сумел не только прочитать, но и написать свое имя, отчего пришел в полный восторг. Магда, спихнув на меня уборку и прочее, мирно сплетничала на кухне с Дийси и Грегом, помогая ему готовить, учила уму-разуму Агату и сразу же откликалась, если мне нужна была помощь.
Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Я никогда не верила во что-то хорошее, разве что еще будучи совсем маленькой девочкой…
Соседи додумались подать иск: у кого-то загорелся-таки сарай, у кого-то забор, вот как полыхал мой дом! Милейшая тетушка Линда и добрейший Ганс выставили такой счет, что мне оставалось разве что продаться в рабство какому-нибудь султану из книжек Агаты – с нею заодно. Вряд ли бы меня взяли, конечно.
– У меня ничего нет, – твердила я соседям, когда пошла в наше предместье узнать, что там творится да забрать с пепелища деньги – они же были закопаны, ничего им не сделается!
Денег, к слову, я не нашла, должно быть, сердобольные соседи, разгребая обломки курятника, отыскали мой тайник.
– Плати! – слышала я их голоса.
– Я работаю! – отвечала я. – Я выплачу, кому сколько должна, как только сумею! Добрые люди, у меня нет денег, вы же знаете, что я сирота и Агата тоже… Нас из милости взяли судомойками, но…
– Я заплачу, – сказала вдруг госпожа Тинке. – Сколько?
Я, признаюсь, лишилась дара речи. Чтобы мачеха Эллы…
Соседи притихли.
– Да Маргрит сама расплатится, – сказал дядя Марк, старый огородник.
– Ну так! У нее руки нужным концом приставлены, заработает, – поддержала его супруга.
– И правда, что вы на девку взъелись? – громко вопросила хозяйка единственного в нашем предместье трактира. – Ей сперва на жизнь заработать нужно, а ты, Ганс, без своего гнилого сарая уж проживешь! И ты, Линда, не помрешь – твой забор только на растопку и годился!
Соседи начали браниться, а госпожа Тинке взяла меня за плечо и повела прочь.
– Спасибо, сударыня, – сказала я, опустив голову. – Я расплачусь. Не сразу, но расплачусь.
– Верю, – ответила она. Хильда Тинке была высокой стройной женщиной, не верилось, что ей уже под пятьдесят и что у нее две взрослые дочери. – Тебя хорошо воспитали. Я завидовала твоей тетушке, не скрою.
– Отчего, сударыня?
– Неважно, – ответила она и умолкла. Потом спросила: – Ты слыхала что-нибудь о королевском бале?
– Конечно. Кузина была там с тетушкой, а я подглядывала снаружи – там много оказалось таких девушек, – повторила я свое вранье. – Вы с дочерьми ведь тоже там были?
– Да, – ответила госпожа Тинке. – Но что самое странное – там очутилась моя падчерица.
Я потеряла дар речи. Неужто она узнала Эллу? И волшебство не помогло?
– Я не удивилась бы, увидев там тебя, Маргрит, – продолжила она, – твой отец, повторюсь, воспитывал тебя достойно. Но Элла…
– Как же она попала туда? – спросила я.
– Не знаю, – помолчав, ответила госпожа Тинке. – Но я уверена: ей неоткуда было взять такое платье, такие драгоценности и… не пешком же она явилась!
Я промолчала.
– Элла могла припрятать украшения матери, ее платье, но на что бы она наняла экипаж? – она смотрела на меня в упор.
– Иначе как колдовством это и не объяснить, – ответила я и рискнула: – А почему вы держите Эллу в черном теле, госпожа Тинке? Я не видела, чтобы ваши дочери ходили по воду или в лавку.
– Они уже умеют это делать, – холодно ответила она. – Да, они те еще капризницы, но, Маргрит, обеих я отдавала на год к чужим людям. Анна и Марианна умеют готовить, стирать и шить. Не так хорошо, как мне хотелось бы, но при нужде способны будут состряпать обед, заштопать чулок, поставить заплатку. А пока в этом нет нужды и средства позволяют – могут бездельничать и бренчать на клавесине.
– Ясно, – кивнула я. – А Элла…
– Она мне не дочь, – коротко ответила госпожа Тинке. – И я была рада, когда Черный герцог привел к его высочеству иностранку, с которой тот провел почти весь вечер! Агате повезло, конечно, но один танец с принцем и десять полезных знакомств несравнимы…
– Вы подыскали кого-то дочерям?
– Именно. Анну-то я сговорила уже давно. Ну с тем мальчиком – уже мужчиной! – они дружны с детства, и когда он посватается, я не буду возражать. Он хороший человек, пусть и не слишком богатый. А Марианна покамест перебирает женихов…
– Неужто влюбилась в принца?
– Нет, замахнулась на Черного герцога, – ответила госпожа Тинке. – Я приказала ей забыть о нем, не того она полета птица. Правда, это было год назад, теперь Марианна