даже не можем решить, где ночевать. Но все же во внезапном приступе ясности ума я поняла, что рядом с этим нелепо одетым в вещи с чужого плеча мужчиной, обладателем темного прошлого, я чувствую себя самой собой так, как не чувствую больше ни с кем. Ради него я совершала самые сумасбродные и смелые поступки. Он открыл мне невообразимые грани сексуальности, с ним я познала более радикальную и свободную любовь.

Если я останусь с ним, это нанесет неизлечимую рану моей семье. Я могла бы пережить разрыв с Клаудио, даже болезненный и непоправимый. Но я не могу потерять детей. Что бы ни случилось, я буду за них бороться. Никто и ничто не отнимет их у меня, даже если они не простят мне уход. Если я вернусь домой, то больше не выйду к Хосе Куаутемоку — я себя хорошо знаю. Укроюсь среди своих. Сдам его координаты полиции и попрошу Педро задействовать связи, чтобы его перевели в колонию в другом штате.

Я повернулась к нему и произнесла слова, определившие всю мою жизнь: «Я остаюсь с тобой».

Дон Хулио вызвал Хосе Куаутемока. Настроение у него было неважнецкое. Он рассказал, что случилось, пока блондин отсиживался в апандо: «Твой дружок, этот сучара Машина, так хотел тебя прикончить, что отравил воду в тюрьме. Положил немало зэков и местных. Такую жопу нам устроил, подлец». Хосе Куаутемок предположил, что его вызвали сообщить о предстоящей отправке на тот свет в качестве обмена: вот тебе твой дохлый враг, и останови уже свою абсурдную апокалиптическую месть. Он ошибался. Ни дон Хулио, ни тем более босс боссов ничего такого делать не намеревались. Вот еще — такие подарки уроду Машине дарить. «Нам надо, чтобы ты помог найти его. Когда найдем, сунем ногами в промышленную мясорубку, а потом скормим собакам».

Две недели спустя замминистра дал дуба в борделе. Нашли его на лоне у некоей дамы: он валялся там с открытыми глазами и скривленным ртом. Экспертиза показала смерть от передозировки, но ближний круг власти в это не слишком поверил. Больно много совпадений. По чесноку, разрыва договоренностей не хотел никто. Страна получит новый виток насилия, а кроме того, будет упущен мировой шанс вдохнуть новую жизнь в экономику. Здоровый обмен товаром подпитает ВВП и мексиканцев, и гринго без лишних расходов на содержание армии и полиции, гоняющихся за всякой шелупонью. Вот он — настоящий договор о свободной торговле. Никому не охота снова садиться на карусель с перестрелками, отрубленными головами и наркопосланиями. С другой стороны, нарко не должны бросать вызов федеральной власти, и «Те Самые» слишком далеко замахнулись, укоротив срок годности замминистра.

Власти нанесли ответный удар. Кухонные тендеры в нескольких тюрьмах ушли к левым фирмам. Картель правильно понял сигнал: будете безобразничать — станем по кусочку отбирать у вас, пока весь пирог не отберем. Контроль над кухнями в бизнесе «Тех Самых» был сегментом небольшим, но принципиальным. Тюрьмы — обиталище преступного рабочего класса, а кухни — дверь в это обиталище. Босс боссов послал эмиссара: остерегайтесь последствий. Правительство прислало ответ: у вас два варианта — либо ведете себя прилично, либо ведете себя прилично. И чтоб уж стало яснее некуда, устроило из этих тендеров публичное шоу. С большой помпой обсуждали его в прессе и даже опубликовали фотографии передачи символических ключей топ-менеджеру одной такой левой фирмы.

Босс боссов взбеленился. Хотят войны — получат войну. Он приказал своим людям устроить бунты в двадцати четырех колониях и тюрьмах. «Те Самые» задействовали СМИ и соцсети, выбрав стратегию виктимизации. Фотографии истощенных зэков, камер, забитых до отказа, человек по сорок, куриного бульона, в котором плавают тараканы, фактов трудового рабства. Боевые псы на зарплате у картеля сочинили передовицы для самых крупных газет: «Бесчеловечность в наших тюрьмах», «Гуманитарный кризис», «Ужасная действительность скрывается за мексиканскими „центрами реабилитации"». В общественном сознании страны и всего мира мексиканские власти предстали жестокими и продажными.

Президент наехал на министра внутренних дел. Тот казался поначалу ловким и опытным политиком, умеющим лавировать как надо, и потому он, президент, согласился дать ему такой пост, хоть тот и не входил в его группировку. А теперь разразилось черт знает что. Бичевание в прессе, ощущение анархии, нервные рынки, отвратительный имидж. Он, президент, несущий перемены, обещал людям равенство и прогресс, социальную справедливость и всемерное соблюдение прав человека — и вот из-за какой-то несусветной дурости на него несется снежный ком.

В глазах несведущих политиков бунт в тюрьме — дело незначительное, касающееся только самих зэков и их родичей. Ошибка. От таких бунтов идут центробежные силы, способные свергнуть режим. Тем паче если мятеж подстроенный. Босс боссов искусно разыграл эту партию. Устроил беспорядки и в тюрьмах, и за их пределами. Нагнал детей, женщин и стариков, чтобы выглядело по-голливудски. Власти догадались и протесты подавили. Только люмпеновских протестов им не хватало. Попались-таки на крючок. Спецназ начал стрелять резиновыми пулями, распылять слезоточивый газ и был вынужден открыть настоящий огонь, когда в толпах протестующих оказались вооруженные субъекты. Погибло довольно много народу. Покойнички оказались картелю очень кстати, прямо бомба пиара. Ничто так не воздействует на публику, как кадры в новостях, на которых детки плачут над лежащей на тротуаре и истекающей кровью мамочкой, смертельно раненной в голову.

Правительство проиграло первую битву. На следующем ходе босс боссов сменил тактику. Перестал посылать на убой овечек. Сопляков, баб и старых пердунов после перестрелки накануне можно было уже не использовать. У Восточной тюрьмы, например, собралось совсем немного родственников. Зато их окружили голиафовского масштаба полицейские силы, а также подосланные МВД ударные группы в гражданском, всем своим ретровидом ясно намекающие на беспорядки шестьдесят восьмого года. Нарко нарадоваться не могли: мирное население подавляется репрессивным государством. Журналистов завораживала символичность: беззащитные против палачей.

Но война развернулась не только против властей. Стычки внутри тюрем расшатали баланс сил. Воспользовавшись заварухой, «Те Самые» уничтожили конкурентов из других тюремных банд. Прошла жесткая чистка. Босс боссов, обучавшийся в свое время в элитных подразделениях вооруженных сил, применил заветы Сунь-цзы и фон Клаузевица: пользоваться любым шансом для дальнейшего наступления. А государство преподнесло ему множество таких шансов на блюдечке. Картель «Те Самые» установил полную гегемонию в тюрьмах: порвал пасть врагам и превратился в главного Самсона исправительной системы.

Правительство пребывало в трансе. Министр внутренних дел и представить себе не мог,