осторожно. Политиков его уровня отправляют на тот свет по-другому, мозгов им никто не вышибает. Выжидают пару недель, пока он не отправится в любимый клуб, нанятая шлюха подсунет ему какого-нибудь левого кокаина, и аста ла виста, бэйби, увидимся на попойке у дьявола.

Президент велел приостановить переговоры с «Теми Самыми». Нужно расследовать покушение на массовое убийство и смерть пяти судмедэкспертов. Но босс боссов не отступился. Дал понять, что его предложение по-прежнему в силе: мир в обмен на свободу действий. Однако, с точки зрения президента и его команды, имелась маленькая неувязочка: уйма покойников и куча инвалидов, испивших коктейля с хлоридом ртути. Как «Те Самые» могут гарантировать мир, если не способны обеспечить его даже на территории, где вроде бы их влияние максимально, — в тюрьмах? Взбешенный босс боссов впятеро взвинтил награду за поимку Машины. Из-за одного малахольного вся поляна поросла. Десять миллионов тому, кто принесет его окровавленную башку к ногам босса боссов.

До Машины тем временем тоже дошли слухи об отравлении хлоридом ртути, и он отметил это дело диетической кока-колой. Стратегия сработала. Яд проник внутрь защитного пузыря Хосе Куаутемока. Правда, неизвестно, покинул ли его враг эту бренную землю. Ну да рано или поздно он все равно узнает. Гадом будет, а узнает.

Обнимая его, я вдруг почувствовала какую-то липкую субстанцию у него на боку: кровь, В ужасе отдернула руку. Темноту рассеивал только тусклый свет дальнего фонаря, но я все равно увидела, что пальцы у меня испачканы красным. Сначала я подумала, что он ранен. Он ответил — нет. «Это не моя кровь».

Так или иначе, она резко напомнила мне о том, кто мой любимый мужчина. «Что произошло?» — спросила я и получила лаконичный ответ: «Много всего». Мне стало противно. Захотелось вытереть руку, но было нечем. Я брезговала трогать этой рукой машину, пятнать ее неизвестно чьей кровью. Жестокость тюрьмы проникла в мои самые безопасные, самые защищенные пространства. Хосе Куаутемок, нервничая, поглядывал в разные стороны. «Поехали отсюда». Как мне взяться за руль и вести машину кровавыми руками? Переднее сиденье тоже, наверное, все в крови. Кругом столько крови. Кровь, кровь, кровь. Подкатила тошнота. Вот бы сейчас выпрыгнуть из машины и убежать домой. Обнять детей, мужа и запереться с ними в комнате. Но эта возможность осталась в сотнях тысяч километров от меня. Я обернулась на дом. В горле стоял ком. Завелась, выжала рычаг коробки передач и поехала.

Через несколько кварталов я спросила: «Куда ты хочешь ехать?» — «Не знаю, — ответил он, — я уже плохо разбираюсь в городе». Он столько времени провел за решеткой, что не застал многих виадуков, скоростных магистралей да и просто новых строений, изменивших облик Мехико. Мы решили найти укромное тихое место, где он сможет переодеться. Поехали на запад по проспекту Толука, потом по Лас-Торрес. По дороге обнаружили заброшенное футбольное поле. Я въехала в карман и остановилась неподалеку от бывших ворот. Вдали мерцали огоньки на горе Серро-дель-Худио.

Хосе Куаутемок начал раздеваться. Его кожу высветила луна. Я протянула руку и погладила его по плечу. Он наклонил голову и поцеловал мои испачканные кровью пальцы. А потом обнял: «Все будет хорошо». Именно это мне и нужно было услышать. Но что значит «хорошо» в таких обстоятельствах?

На торсе Хосе Куаутемока я не заметила ран, по крайней мере крупных. Пока он был без рубашки, мы поцеловались снова. Я прижалась к нему. Понюхала его затылок. Запах успокоил меня лучше слов. Я словно зарядилась от него. По какой-то непонятной причине от его тела всегда исходило тепло.

В отличие от меня, с вечно ледяными ногами и руками, он сохранял неизменный жар.

Мы занялись любовью на заднем сиденье. Неспешно, без буйства. Я не раздевалась полностью — только так, чтобы он мог войти в меня. Ощутив его внутри, я окончательно успокоилась. И на минуту задумалась, а не убежать ли с ним далекодалеко. Построить новую жизнь. Просыпаться в обнимку. Завтракать голышом, целоваться и ласкать друг друга без устали. Заново родиться. Дождаться, пока дело о побеге закроют за давностью или власти просто забудут о нашем существовании. Лай неподалеку прервал мои мечты. Мы отделились друг от друга, не кончив. Хосе Куаутемок приподнялся и осмотрел поле. В темноте нас окружила целая свора собак. Лай мог привлечь внимание местных жителей. «Акура MDX» на площадке для дворового футбола — не самое обычное зрелище, и люди могут сообщить в полицию. Лучше поторопиться.

Хосе Куаутемок надел вещи Клаудио. Как я и ожидала, они оказались ему малы. Вот так я символически довершила свое предательство. Вещи моего мужа, пахнущие дорогим парфюмом, купленные в «Саксе», на Хосе Куаутемоке. Отвратительно. Я чуть было не попросила, чтобы он снял их. Не хотела принижать бунтарскую, свирепую натуру Хосе Куаутемока дизайнерскими тряпками. Но выбора не было.

Мы уехали за несколько кварталов и остановились в темном переулке. Хосе Куаутемок разодрал свою робу на мелкие полоски и выбросил на ближайшем пустыре. Пока он ходил, я проверила телефон. Несколько сообщений от Педро и Хулиана. «В тюрьме был массовый побег. Кажется, Хосе Куаутемок тоже сбежал», — писал Хулиан. Поздновато он меня предупредил. Прочитай я это часом ранее — была бы готова к случившемуся. Клаудио тоже написал: «Я уложил детей, долго не задерживайся. Поцелуешь меня на ночь. Люблю тебя». Мой муж в ту минуту казался мне обитателем далекой планеты. Такой милый и любящий. Какого черта я делаю в каком-то непонятном районе с особо опасным преступником?

Он вернулся и сел рядом со мной. Долго сидел с отсутствующим видом, уставившись в лобовое стекло. «Позвонить Хулиану?» — спросила я. Мне срочно хотелось рассказать, что стряслось, Педро или Хулиану. Я не знала, что мне делать с Хосе Куаутемоком. Может, хоть они посоветуют, как быть дальше. «Не звони», — отрезал он. «В какой-то момент мне придется вернуться домой», — осторожно сказала я. Он впился в меня взглядом: «Зачем?» Мне стало страшно. Очень страшно. «Не могу же я вот так бросить детей и мужа».

Хосе Куаутемок задумался. На виске пульсировала вена. Видимо, напряжение сжирало его изнутри. «Если ты не останешься со мной, я лучше вернусь в тюрьму, — наконец проговорил он. — Я сбежал ради тебя». Мы несколько раз фантазировали о том, какими бы были наши отношения на свободе. И вот