Пульт управления стадионом-полигоном сам был размером со стадион: то же Внешкольцо; да уровнем выше у стены башни собрали Капитанский мостик – с экранами, компьютерами, системами управления и связи… с тем, с чем можно связаться. С К-полигоном связь оказалась невозможной, в этом убедились: слишком чудовищна разница в темпе времени.

Внешкольцо – сегмент на сто двадцать градусов, на высоте седьмого этажа в северной стороне башни – еще доработали, и выглядело оно внушительно.

Металлическая внешняя дуга-рельс его на опорных мачтах нависала над оградой зоны. Внутренняя такая же дуга влита в бетон башни. Между дугами радиусы-штанги с отсеками наблюдения. Это сложные устройства. Там и изоляторы, и спускаемые кабины К8640, и синхронизаторы Бурова.

Отсеки с высокой точностью движутся от внешней дуги к внутренней. Сами же радиусы, восточный и западный, по дуге столь же точно гуляют влево и вправо. На внешней дуге Внешкольца пространство имело К4, на внутренней – К5. Из-за этого вся система кажется ниспадающей – хотя на самом деле плоска, строго горизонтальна.

Такого «пульта» не имели никакие устройства в мире, даже космодромы. Геометрически он был соразмерен с будущей Атлантидой, К-Материком. Внизу – километры, по штангам Внешкольца это сантиметры – точно по вертикали.

Файл 2: Эпопея солнцепровода

(От лампочки Ильича к солнцам Бурова)

1

Но в сей день решили самую важную задачу. Библейскую: да будет свет! И стал свет над полигоном. Его дали солнца из МВ.

Для них западнее Внешкольца по крутому боку осевой башни монтировали, ввинчивали, выстраивали держатели, и шли по ним с самого верха, от крыши и далее, электроды: овалы и лепестки – МВ-солнцепровод Бурова.

Многие дни и ночи работы, К100-дни и К100-ночи, – и вот от башенной «иглы» низверглись к Внешкольцу, прошли сквозь него к полигону многометровые алюминиевые круги на ввинченных в стену башни штангах. По обе стороны их ниспадали гирлянды фарфоровых высоковольтных изоляторов. Шипел и озонировал воздух тлеющий разряд. Между электродами набирало грозовую мощь электрическое поле в миллионы вольт.

Внутри же кругов был МВ-канал, спрессованное микроквантовое пространство; оно связывало глубины Шара с полигоном. Внешне – метры, в середке – сотни километров.

…Хоть Буров всегда Буров (как говорится, человеку дано), но его устройство все-таки не было солнцепроводом; название оказалось неудачным, как и слово «Ловушки». Оно не проводило солнца из Меняющейся Вселенной, лишь передавало их изображения (и свет, и тепло). Собрали всего лишь систему пространственных линз с импульсной синхронизацией.

У Юрия Акимовича, который как архитектор участвовал в проектировании всего, вообще, впечатление – по размаху делаемого – было таково, будто сооружали и оборудовали некий стадион для крупных, может быть международных, матчей. И с такой спецификой, чтобы наблюдать сверху, а не с амфитеатра трибун.

По внешним масштабам все и вписывалось в такой стадион. Даже не в Шаргород его зарубленный, мельче. Ничего вселенского. И на живую нитку.

Соответственно, и солнцепровод – ну, освещение, вроде прожекторных мачт. Только «прожекторами» были солнца из иной вселенной. Каждое не хуже нашего.

2

В этот день намотались: то на НПВ-барже на полигон – поглядеть на МВ-солнышко. То в зону и на Внешкольцо. Потому что дать знать о ситуации внизу при К8640 – ни по радио, ни звуками, ни так как-то просемафорить – не удавалось: полная немота, размытость и неразличимость даже в полуметровые спутниковые объективы. А еще недавно на этом месте все было видно и слышно – хоть сверху вниз, хоть снизу вверх; с искажениями звуков, оттенков цвета – но все-таки общались.

Намотались и вымотались.

(то есть неполные сутки, см. первую дату)

…и светит уже пятое МВ-солнце!

Первые четыре были просто крупными звездами в выпятившемся над полигон-корытом МВ-небе; на секунды Земли, на часы для находившихся на «Бригантине» Панкратова и Толюна. Буров с помощниками орудовал наверху, отлаживал управление с Капмостика.

Пятое солнце выпятилось диском, светило и грело: сиренево-желтый свет его был странен.

3

…Только Любарский понимал, какой это страшный, чудовищный, кощунственный даже вызов существующему миропорядку: подбирать во Вселенной и проецировать сюда солнце за солнцем для освещения и сугрева какого-то пустячка в зоне с консервными банками-баржами. Это ведь только мы так считаем: есть большая планета Земля, ну, и еще другие. На самом деле в этом месте космоса есть только Солнце; в нем 99,9 % всего здешнего вещества. И не одно это: то, что все планеты, да и спутники их вращаются и по орбитам в довольно строгой плоскости, и вокруг себя в том же направлении, что и светило, означает, что реальная цельность здесь – созданный и заданный солнцем вихрь поперечником в десяток миллиардов километров. Его можно именовать солнечно-планетным вихрем – хотя что в нем те кочки-планетки, освещаемые наравне с пустотой. И как все, что, как нам кажется, мы творим и вытворяем в «цивилизации», есть лишь местный природный процесс, так и движение планет – движение не их, а вращение солнечного вихря.

Покуситься на такой вселенский миропорядок, выделяя в МВ воронки светил-вихрей – одну за другой каждые десять земных секунд, – это был вызов. Это не могло быть исполнением задуманного проекта К-Атлантиды – под видом одного другое: расширение Контакта.

А растолковать сие, чтоб вразумить других, было некому: все или увлечены, или просто мелки. Прекратить, притормозить… но зачем? Принципом Варфоломея Дормидонтовича теперь было: да здравствуют крупные дела! Чем крупнее, тем лучше. Это было заведомо крупнее, нежели орудовать Ловушками с целью переплюнуть Гейтсов и Соросов или даже захватить владычество на этой мотающейся во тьме крупице вещества.

4

Пятиминутный интервал посещений полигона оказался приемлем. И то главное время в нем уходило на отчаливание и потом причаливание НПВ-баржи. Сам выход в К8640-пространство внешне отнимал секунды, от силы десяток их.

Для путешественников же на барже – многие часы, а то и сутки. Потом наверх. В гостиницу «Под крышей» («Подкрышие»). Отсыпаться. Было это в

Еще через 5 минут…

– А там, между прочим, прошел месяц! – уточнил Иерихонский.

Теперь участвовали все кто мог: солнца же запускаем! Первые двадцать были тусклы и малы. Почти не грели. Но осветили К8640. С середины «корыта» краев не видать. И вверху Внешкольца тоже. Стометровая атмосфера тонка, «небо» темное, как в космосе; и как там, роились звезды около МВ-солнц.