слухи говорят правду. — Вот теперь можно начинать подготовку к обстоятельному расспросу. — Что уж там греха таить… — С последней буквой мой голос падает, как камень, заброшенный в воздух, так быстро и так круто.

— Так то, что было известно понаслышке и вывешено, условно говоря, для всех глаз в центре мегаполиса, правда? И я о ней узнаю таким образом? — Он отзывается ошарашено. — Безумие! Где бы это было видано, что человек, вот так на пустом месте, рубит сплеча, отказываясь от стольких миллионов, да чего там, миллиардов?! Что ты вытворяешь, сын, отличавшийся сообразительностью? Или уже нет? Что на тебя нашло? Да это же приведет к катастрофическим последствиям!

Чего это вдруг он перестал считать меня сообразительным?

— Я вполне сознаю последствия, вытекающие из моего решения!

Он словно не слышит меня и отчеканивает свое:

— Я тебя знакомил с такими уважаемыми людьми не для того, чтобы ты совершил неблаговидный поступок. Сэр Гонсалес предложил тебе то, на что нельзя и вовсе рассчитывать в твоём возрасте — звание владельца крупнейшего центра. — Он напоминает о нем с таким чувством поклонения к этому человеку. — Ты дал утвердительный ответ, а после — отступил? Ты знаешь, сколько всего нужно, чтобы документально подготовить бизнес субъекта, дабы ему овладеть таковой станцией? И… — он нервно возбуждён, — как ты проявил отказ? Сроки минимальные для его совершения, Брендон указывал это где-то в договоре. — Не договор, а приказ с множеством налагаемых незаконных, антиморальных санкций. — Уникальный шанс выпал парню, но он отказался от него, я правильно понимаю? А как на это отреагировал основатель?

— Давай воздержимся от взаимных обвинений, отец… Ты многого не знаешь и…

— Давай без уверток сейчас! — напирает он на меня. — Я не только твой отец, но и второй негласный основатель школы и обязан знать обо всем! И мое дело не допустить своеволия! Не потрудись тогда рассказать! И мне неприятно, что до этого ты принимал решения совместно со мной, а решение, которое касается будущей жизни его компании, которая может стать еще известнее, впрочем, не только касается компании, но и меняющее его жизнь, он изменил, не предупредив меня! Это уже слишком! — Он глубоко рассержен. — Мне нужно нарушать покой сэра Гонсалеса, чтобы он пояснил всё или ты сам это сделаешь?

Такими развязными фразами он выводит меня из равновесия, но уже я не стыжусь сознаться в причине и принимаюсь рассказывать о свежем в моей памяти происшествии:

— Не нужно ему звонить. Я поспешно принял его уникальное предложение, но отказался, — каждый бы так сделал, будь на моем месте, — поскольку в одном из условий контракта, которое я не увидел в первоначальном варианте, он внес указание о женитьбе с его дочерью… Ты помнишь Беллу. Разыграть хотел. Что тогда со мной было… — доказываю, управляя одной рукой в воздухе, словно говорю это ему в лицо. — Я ему прямо и сказал, что на такое не соглашался и не приму таких предначертаний, но он в свою очередь выдвинул мне другие условия, — подробно излагаю о них следом. — Бесспорно, я не побоялся и послал его ко всем чертям… Я не поддался, не позволил ему еще раз обвести себя вокруг пальца! Я не раб, чтобы покорнейше соглашаться. Теперь-то ты понимаешь? — Я выражаюсь прямо, рассчитывая на поддержку с его стороны и с нетерпением жду его слов.

— Мать вашу… ты хоть одним куском мозга думал, как судачить будут о твоём позоре? Что за несоответствие первоначальным соображениям? Договорились же о другом! — в трубке слышится ор, и я чуть отвожу телефон в сторону; такого ответа я не ожидал, мое сердце запрыгало так, будто я поднялся в гору. — Ты зашел слишком далеко. Скандал, завязанный с Гонсалесами, не завершится мирными переговорами. Учти это! — Он выкапывает какую-то похожую историю, которую ему поведал Брендон, как тот полагался на одного управленца, а по итогу узнал, что он уплетает денежки с его счета на свой. — Этому несчастному уже за пятьдесят, живет в развалинах на Кавказе, не имеет ни стабильной работы, ни семьи, ни крепкого здоровья, так как десять лет, законного/незаконного — это уже не наше дело — лишения свободы унесли все его цели и планы за моря и океаны. Ты этого хочешь?

— Ничего похожего с моей ситуацией нет! — с неистребимой дерзостью протестую я. Тайлер безостановочно кивает, тихо бормоча: «Что я и говорил тебе. Судиться с Гонсалесами — бесполезно».

— Нет? Да ты не видишь! Ослеп! На кону чистота репутации! Затравленный насмешками, что не выполняешь обещания, разрываешь незаконно контракты, кто с тобой работать останется? В головном корпусе уже многие поговаривают о причинах, почему ты не появляешься здесь, а протираешь штаны в Мадриде, но через портал связи навешиваешь указания на других. Алекс Браун своим уходом изложил парочку враждебных комментариев во многих информационных сетях о тебе…

— Алекса не стоит сюда грузить! — Я сразу оброняю противоположную мысль. — Он повел себя на совещании, не соответствуя…

— Отставить! Я не спрашивал о нем! — грубо перебивает отец, ставя меня на место. — Мне-то что, совещание или совет! Меня это не волнует! Речь о тебе, а не о нем!

Хроническая прямолинейность и неровность характера отца переложилась на меня в неизмененной форме. Ясно в кого я бываю таким же.

Через минуту он добавляет с дьявольской жестокостью:

— Виновниками твоего ухода от первоначальной своей позиции являются корни Фьючерсов? — Видно, что его ум только сейчас начинает улавливать суть моего отстранения от контракта. По голосу он подобает разъяренной матери Миланы, что мое бывшее некогда неприязненное отношение к нему еще более утвердилось. — Из-за неё тебя так отбросило волной из Нью-Йорка в Мадрид? Отбросило и не отпускает. Хотя, чего я спрашиваю…

Ник, сверкнув стеклами очков, словив подозрения Джейсона, порывисто отодвигается от стола вместе со стулом. Секунду, две, три спустя снимает запотевшие очки. Как бы этот разговор не закончился его очередным приступом. Его лицо пылает. Тайлер не сводит с него глаз и будто взглядом пытается мне сказать: «Этот разговор не должен был быть на громкой связи». Я должен принимать в расчет реакцию, которая наступит, если в мозг уставшего попадет то, что каким-то образом связано с его дочерью. Но во мне так расшатаны нервы, что я забываю о всякой сдержанности и откровенно признаюсь, выкрикивая через пробел:

— Да, ради неё я пошел на это. Это не новость для тебя. Только я не понимаю, зачем заводиться и разбрасываться бездушными словами? Лучше решить проблему, как быть с Брендоном…

Он шумно выдыхает:

— Ты можешь остаться ни с чем!

Тайлер