Долг дружбы уплатив сполна;

Печален Германа удел —

Вот дружбы горькая цена!

Но к ночи вновь приходит он

Цедить из вен кровавый сок,

Я ж обречен стонать сквозь стон,

Я от мучений изнемог!

Млад Сигизмунд, былой мой друг,

С недавних пор — мой кровный враг.

Без счету неизбывных мук

Сулит мне злобный вурдалак!

В ночи, разнеженно дыша,

Всяк почиет в объятьях сна;

Моя же бодрствует душа,

Тревогою уязвлена.

Покинув склепа стылый свод,

Где смерть справляет торжество,

Дух Сигизмунда восстает,

У ложа рыщет моего!

Сам ад, не иначе, облек

Кошмарной плотью прах и тлен!

Ложится гоблин мне под бок

И кровь мою сосет из вен!

Пьет, тщится осушить до дна

Животворящий сердца ключ!

Гертруда! Милая жена!

Сколь яд моих терзаний жгуч!

Натешась видом горьких слез

И жажду утолив взахлеб,

Насытившийся кровосос

Вновь возвращается во гроб.

Но к ночи вновь приходит он

Цедить из вен кровавый сок,

Я ж обречен стонать сквозь стон,

Я от мучений изнемог!

Но близок оргии финал;

Былой огонь во мне потух;

Мне ужас душу истерзал;

Назавтра отлетит мой дух!

Гертруда! Все открыть пора!

Я худшего не утаю:

Восстав со смертного одра,

Твой Герман выпьет кровь твою!

Но, дабы отвратить судьбу,

Пред тем, как прах земле предать,

Мой труп копьем пронзи в гробу —

Мне это помешает встать.

Пробудь же эту ночь со мной,

Бди рядом, не смыкая глаз;

Но лампу под плащом сокрой

Покуда дух мой не угас.

Чуть поплывет вечерний звон

Над сводами в монастыре,

Знай: то — предвестье похорон;

Знай: бедный Герман твой помре.

Тогда — не ранее! — яви

Слепящий луч, внезапный свет, —

И, с ног до головы в крови,

Предстанет взгляду людоед!»

Всю ночь Гертруда прождала

У ложа мужнего в тиши,

Всю ночь, горюя, провела

С тем, в ком не чаяла души.

Но вот поплыл вечерний звон

Над сводами в монастыре,

Предвестьем близких похорон:

То Герман горестный помре!

Немедля свет, что был сокрыт,

Блеснул из-под полы плаща, —

Тень Сигизмунда — жуткий вид! —

Она узрела, трепеща.

Сверкал огнем свирепый взор,

Вращал зрачками кровосос;

В луче, направленном в упор,

Он к месту словно бы прирос.

Был страшен облик мертвеца:

Клыкастая разверста пасть,

Багровый ток не стерт с лица:

Знать, крови насосался всласть.

Истошно взвыв, бежал злодей;

Гертрудин взор застлал туман:

Злосчастный Герман перед ней

Простерся бледен, бездыхан!

Назавтра порешил совет

(Округи лучшие умы)

Избавить возмущенный свет

От гнусных порождений тьмы.

Взломали дверь в могильный склеп,

Где Сигизмунд был погребен:

Задрапирован в черный креп,

Он мнился погруженным в сон.

Подобьем жизни дышит лик

Гримасой сведены черты,

Оскален обагренный клык,

И очи — кровью налиты.

В одной гробнице с упырем

Труп Германа приют обрел;

В обоих за один прием

Вонзили заостренный кол.

И упокоился их прах;

Впредь им не рыскать по земле;

Друзья их позабыли страх —

Вампиры спят в могильной мгле.

Перевод С. Лихачевой

Былые времена

Поет иной про кровь, и дым,

И гром походов и осад;

Владыкам — добрым и худым, —

Слагает оды, ждет наград;

Звенит, покорна рифмачу,

Честолюбивая струна…

А я бесхитростно хочу

Воспеть былые времена.

О, трижды радостные дни,

Что не спешили мчаться прочь, —

О, сколь забав несли они!

А сколь утех сулила ночь!

Безмерен удали запас,

Юнцам отпущенный сполна!

Люблю, друзья, в досужий час

Былые вспомнить времена.

Однажды ночью, в снегопад,

Я, скукой лютою ведом,

Бродил без цели, наугад —

И вот, забрел к соседу в дом.

Сосед, почтенный человек,

Старик — морщины, седина, —

Вздыхал вседневно: «Хилый век!

А были, были времена…

— Чинила страшный здесь разбой

Нещадных уймища ватаг.

Великой в Камберленд гурьбой

Тогда валил треклятый враг!

Мужичий стон, девичий плач:

В пустых амбарах — ни зерна;

Свиней, овец, коров и кляч —

Угнали… Что за времена!

— Однажды живодерский сброд

В ночи пожаловал сюда,

Чтоб здешний вырезать народ

И без помех забрать стада.

Во весь опор скакала мразь

Верхом — до самого гумна!

И гоготала, не таясь, —

Такие были времена.

— Наш Добби взял тяжелый цеп,

И другу тихо молвил: “Том!

Коль не ослаб, и не ослеп,

Скорей вооружись шестом.

Ну… С нами Бог, а с ними бес!”

И — крик, и стук, и лязг, и звон,

И — первый пал головорез.

Эх, молодцы былых времен!

— Дубасил Добби наповал:

Ударит цеп — и точка, ша!

И Том в бою не отставал,

Шестом калеча и круша.

Не разбираючи пути,

Помчала банда прочь и вон!

Так двое против двадцати

Дрались… Не стало тех времен».

Сосед мой был охоч и лих

Рассказывать, что хватит сил,

О ведьмах, леших, домовых

И жутких людях — им же мил

Наш ненавистник и злохот,

Наш